Ушкуйник. Бить врага в его логове! - Юрий Корчевский

Болт противнику в грудь угодил. Удар был такой силы, что всадника вышибло из седла. Мишаня хотел снова зарядить арбалет, кинулся, а холщовой сумки, что висела через плечо и в которой лежали болты, нет. То ли сам обронил, то ли срезало лямку во время боя.

Положил арбалет на сани – действенное оружие не раз ему сегодня помогало, и побежал к месту схватки. На ходу поднял со снега сулицу – коротенькое копьецо, да так с разбега его в спину противника, который на лошади был, и всадил. Сулица – оружие метательное, но и так получилось неплохо.

Всадник дернулся, получив удар, сабля из его руки выпала, и он стал клониться вперед, на шею коня. Тут и Кондрат добавил ему саблей, окончательно сбив на землю.

– Все!

Все противники повержены, и даже стонов раненых нет. Битва была ожесточенной – бились до смерти.

Мишаня огляделся. Из оставшихся в живых – он и, как ни странно, – без единой царапины. Кондрат жив, но в крови.

– Ты ранен?

– Пустое – царапины! То кровь врагов.

А вот Костя вызывал опасения. Он еще держался в седле, но глаза были закрыты, а сам качался, как пьяный. Кондрат с Мишаней подскочили к нему, бережно стянули с седла и уложили на снег.

– Костя! Куда тебя? Где болит?

Кондратий ощупал кольчугу – цела. На левом предплечье – порез от сабли, на левом же бедре – глубокая кровоточащая рана.

Вдвоем они перенесли Костю в сани и уложили на мешки с соломой – все же помягче. Кондрат ловко – видно, опыт большой – взрезал ножом штанину и перевязал рану белой холстиной, предварительно засыпав ее сухим толченым мхом. Затем он перевязал Косте руку и укрыл его медвежьей шкурой.

– Крови потерял много. Но – отойдет, жить будет!

У Мишани от сердца отлегло – все-таки прикипел он к Косте.

Кондрат окинул взглядом место схватки – еще несколько минут здесь звенели сабли, слышалось отчаянное ржание коней и возгласы: торжествующие – победителей и предсмертные – умирающих.

– Собирай оружие – да на сани. Возвращаться будем.

Мишаня бросился собирать и складывать в сани сулицы, сабли, ножи, копья.

– И кольчуги снимай! – распорядился Кондрат.

Он умыл лицо снегом, вытер об себя руки и стал ловить лошадей. Набралось аж три десятка – целый табун. Взяв веревку, он привязал к ней уздечки, чтобы кони не разбежались.

– Теперь давай сани на ход разворачивать.

А попробуй их разверни на узкой лесной дороге, да еще и с лошадью!

Возились долго. Ветерок поднялся, поземка на-чалась.

Мишаня отыскал свой тулуп и шапку, оделся.

Кондрат поднял с земли свалившуюся сулицу, бросил ее на груду оружия в санях и повернулся к Мишане:

– А теперь самая тяжелая работа нам будет – своих убитых на сани грузить. Не бросать же их в лесу непогребенными!

Пока всех погрузили, взопрел Мишаня да и устал изрядно. За хлопотами и не заметил, как смеркаться начало.

– Ехать надо, – заключил Кондрат. – Костю в тепле согреть надо да вином теплым напоить. Мы и так времени много потеряли. Пойду, сочту противников. Костя ведь, как в себя придет, обязательно спросит.

Кондрат прошелся по месту боя, считая убитых, возле некоторых останавливался и что-то разглядывал. Вернувшись, удовлетворенно кивнул.

– Много врагов положили – три десятка и еще два сверху. Заметь – все конные и в броне. Учитывая, что наших только пятеро было – вполне неплохо, потому как пешему против конного устоять трудно – особенно если не в строю. Я, когда убитых считал, заметил, что есть погибшие от болтов арбалетных. Твоя работа?

– Моя.

– Молодец, купчина! Косте обязательно обскажу. А я все назад поглядывал. Когда, думаю, эти ударят, что дерево свалили. Не дождался, а после, в бою, и думать о них забыл. Теперь вижу – в трудный момент положиться на тебя можно, парень. Я думал – молод еще, да и не воин – не новик даже, – из торговых. Струсишь, думал, всю схватку в санях просидишь, а то и в лес утекешь. Ошибся, выходит. Да ты не обижайся за думки мои такие. Ну, трогаем, парень!

– Меня Михаилом зовут.

– Запомню я.

Михаил, сидя в санях с раненым Костей, правил передней лошадью. К саням уздечкой была привязана вторая лошадь с санями, за той – третья – все десять. Кондрат же ехал верхом на Костином жеребце, и к его седлу веревкой были одна за другой привязаны все верховые лошади – как из Костиной охраны, так и трофейные. Хорошо – снегу было немного, и лошади в нем не увязали.

Затемно добрались они до Боярщины. Остановились на постой, заняв лошадьми и санями весь постоялый двор. Прислуга с ног сбилась, пока задала овса всем лошадям.

Костю перенесли в отдельную комнату, напоили теплым вином и куриным бульоном. Спать уложили ближе к печи.

Утром Кондрат заявил:

– Ты здесь с Костей оставайся – слаб он еще. Я тебе одни сани оставлю, а остальной обоз уведу – убитых в Хлынов отвезти надобно. За Костей приглядывай, а я, как обоз в Хлынов приведу, сразу назад. Понял?

– Все выполню в точности.

Мишаня подобрал себе саблю из трофейных и забрал арбалет. Жалко, болтов к нему нет. Ну, так не беда – купить можно. Покормил проснувшегося Костю. Слаб тот еще был, и пока Мишаня поил его бульоном с кусочками хлеба, сидел, опершись о стенку. Потом устало улегся.

– Где Кондрат? – спросил он тихо.

– Обоз с оружием в Хлынов увел, обещал вскоре вернуться.

– Быстро не получится. Обоз медленно идет. Ты как?

– Повезло – ни одной царапины.

– Говорил же тебе: лежи в санях – пронесет.

Мишаня не стал говорить Косте, что и он внес посильный вклад в победу над противником. Еще подумает Костя, что он хвастается.

– Ты спи, Костя, тебе сил набираться надо. Кондрат убитых врагов счел, говорит – три десятка и еще два.

Костя удовлетворенно кивнул головой и закрыл глаза.

Проснулся он к вечеру. Мишаня перевязал ему рану на бедре, покормил Костю, и тот вновь уснул. Михаил по-прежнему ощущал чрезмерную усталость, понимал, что и ему надо бы отоспаться, но ушки на макушке держать надо было. Вдруг Косте его помощь понадобится?

Одно плохо – за кормежку табуна платить много приходилось. Лошадь нельзя зимой одним овсом кормить, еще и сено надобно. А когда лошадей больше трех десятков? Мишаня нетерпеливо ждал, когда же Кондратий, наконец, объявится. А если деньги кончатся раньше, чем он вернется?

Кондрат с тремя конными воинами объявился на четвертый день.

Костю бережно перенесли в сани, укрыли медвежьей шкурой – под ней любой мороз не страшен. Мишаня уселся за ездового. Конные гнали следом табун лошадей и несли охрану.