Я - Малала. Уникальная история мужества, которая потрясла весь мир - Малала Юсуфзай

– Моя доченька! Моя смелая, моя красивая девочка, – повторял отец, покрывая поцелуями мой лоб и щеки.

Сам того не замечая, он разговаривал со мной по-английски. Наверное, я почувствовала, что он рядом, хотя глаза мои были закрыты. Позднее отец вспоминал:

– Не могу объяснить почему, но я ощущал, что она меня слышит.

Некоторым даже показалось, что я едва заметно улыбнулась. Отец тоже заметил движение моих губ, и в душе его шевельнулась надежда на то, что он меня не потеряет. Потом он часто повторял, что тот день был самым черным днем его жизни. Все дети бесценны для своих родителей, но для отца я была центром вселенной. Едва ли не с первых лет жизни я стала не только его другом, но и единомышленником, товарищем по борьбе – сначала тайно как Гюль Макай, затем открыто. Несмотря на угрозы в мой адрес, отец верил, что у талибов не хватит подлости воевать с девочкой. Если они нанесут удар, он будет направлен против него одного, считал он. Теперь у него было такое чувство, словно в него ударила молния.

– Они хотели убить одним выстрелом двух зайцев, – говорил он. – Убить Малалу и заставить меня замолчать навеки.

Сердце у отца разрывалось от горя, но он сдерживал слезы. Вокруг нас были люди. Все участники собрания приехали в больницу, журналисты и общественные деятели заполнили холл. Казалось, здесь собрался весь город.

– Молитесь за Малалу, – попросил отец.

Доктор сообщил ему, что компьютерная томография показала – пуля не затронула мозг. Хирурги обработали и перевязали рану.

– О Зияуддин! Как такое могло случиться!

В палату ворвалась госпожа Мариам. В тот день она не работала и возилась со своими малышами, когда ей позвонил родственник. Он ни о чем не стал рассказывать, только спросил, все ли с ней в порядке, но госпожу Мариам этот звонок встревожил. Она включила телевизор и на бегущей строке увидела сообщение об обстреле автобуса школы Хушаль. Узнав, что я ранена, она сразу позвонила своему мужу, и он отвез ее в больницу на своем мотоцикле. Подобный способ передвижения, разумеется, не слишком подходил для уважаемой пуштунской женщины, но у госпожи Мариам не было другого выбора.

– Малала, Малала, ты меня слышишь? – спрашивала она.

В ответ я застонала.

Госпожа Мариам попыталась узнать подробности о моем состоянии. Знакомый доктор сообщил ей, что пуля пробила лобную кость, не задев мозг, и моей жизни ничего не угрожает. Две другие девочки, которые были ранены вместе со мной, тоже находились в больнице. Шазии досталось две пули, одна пробила ключицу, другая – ладонь. Кайнат сначала даже не заметила, что ранена, и только дома обнаружила, что пуля задела ее левое предплечье. Родные привезли ее в больницу.

Отец понимал, что он должен узнать, как себя чувствуют его ученицы, но он не хотел ни на минуту отходить от моей постели. Телефон его разрывался от звонков. Первым позвонил премьер-министр провинции Хайбер-Пахтунхва.

– Не волнуйтесь, все будет хорошо, – сказал он. – Вашу дочь перевезут в лучшую больницу Пешавара.

На помощь нам пришла армия. В три часа дня командир местного военного подразделения пришел в больницу и сообщил, что мы с отцом будем доставлены в Пешавар на вертолете. Времени для того, чтобы захватить с собой маму, не было, и госпожа Мариам заявила, что полетит вместе с нами, так как мне может понадобиться женская помощь. Семья госпожи Мариам не одобряла ее решения, потому что она еще кормила грудью сына, только что перенесшего небольшую операцию. Но она была мне второй матерью и не могла меня оставить.

По дороге на вертолетную площадку отец очень волновался, что талибы обстреляют машину «скорой помощи», в которой мы ехали. Ему казалось, все вокруг знают, кто в ней едет. Вертолетная площадка находилась всего в километре от больницы, ехать пришлось пять минут, но для моего отца эти пять минут показались вечностью. Когда мы приехали, выяснилось, что вертолета еще нет, и нам пришлось ждать. Ожидание было мучительным для моего отца. Наконец вертолет прибыл, и меня погрузили на борт вместе с отцом, двоюродным братом Ханджи, Ахмедом Шахом и госпожой Мариам. Никто из нас прежде никогда не летал на вертолете. Вертолет взмыл в воздух и полетел над стадионом, где как раз проходил какой-то армейский праздник. После отец вспоминал, что, услышав долетавшие из динамиков патриотические песни, он едва не заткнул уши. Он всегда любил песни и музыку, но слушать бодрое пение сейчас, сидя рядом с пятнадцатилетней дочерью, которая лежала без сознания, словно мертвая, было выше его сил.

Далеко внизу мама провожала вертолет глазами, стоя на крыше нашего дома. Когда пришло известие о том, что я ранена, мама занималась с госпожой Ульфат и впервые в жизни пыталась прочесть слова «книга» и «яблоко». Страшная новость долетела до мамы в искаженном виде, и поначалу она считала, что школьный автобус попал в аварию и у меня повреждена нога. Мама со всех ног бросилась домой и рассказала обо всем бабушке, которая жила с нами. Она попросила бабушку молиться обо мне. Мы верим, что молитвы стариков, убеленных сединами, быстрее доходят до Аллаха. Заметив на столе остатки яичницы, которую я не успела доесть утром, мама зарыдала. На стенах висели фотографии, на которых я получала различные премии. Их маме было особенно больно видеть, ведь она всегда относилась к этим премиям с настороженностью. Малала, Малала, повсюду Малала.

Вскоре наш дом наполнился женщинами. Согласно пуштунским обычаям, если кто-нибудь умирает, женщины приходят в дом умершего, а мужчины – в худжру, причем не только родственники и близкие друзья, но и все соседи.

Мама была ошеломлена, увидев такое количество людей. Она опустилась на коврик для молитвы и принялась читать на память суры Корана.

– Не надо плакать, лучше молитесь, – просила она собравшихся.

В комнату ворвались оба моих брата. Атал, вернувшись из школы пешком, первым делом включил телевизор и узнал из выпуска новостей, что в меня стреляли. Он позвонил Хушалю. Братья в два голоса стали подтягивать плакальщикам. Телефон звонил не переставая. Люди сообщали маме, что опасности для моей жизни нет, так как пуля задела только лобную кость. Мама уже не знала, что и думать, – сначала сообщили, что у меня повреждена нога, потом – что я ранена в голову. Ей хотелось пойти в больницу и быть рядом со мной, но люди убеждали ее остаться дома. Если Малала жива, ее немедленно перевезут в большой город, говорили они. Один из друзей отца позвонил и сообщил, что меня перевозят в Пешавар. Кто-то принес мои ключи, найденные на месте нападения, и это было самым тягостным моментом в маминой жизни.

– Мне не нужны ключи, мне нужна моя дочь! – закричала она, заливаясь слезами. – Зачем мне ее ключи, если со мной нет Малалы?

Тут все услышали шум вертолета. Женщины бросились на крышу.

– Это летит Малала! – кричали они.

Мама сорвала с головы платок – жест, который пуштунские женщины позволяют себе только в исключительных обстоятельствах, – и, держа его обеими руками, точно дар, протянула в небеса.