Генерал из трясины. Судьба и история Андрея Власова. Анатомия предательства - Николай Коняев

— В настоящее время Русская освободительная армия, — доложил он, — есть собирательное обозначение для всех сражающихся в рядах германской армии частей русских добровольцев[69], которые, аналогично частям других национальностей, различимы уже по соответственным значкам на их форме.

— Ясно, — подумав, сказал адъютант. — Благодарю вас. Пожалуйста, срочно передайте это объяснение по телеграфу в Главную ставку.

Это уже могло иметь неприятные последствия не только для Власова, но и для начальства Штрик-Штрикфельдта, и он отправился искать Веделя.

— Теперь, кажется, дело действительно сдвинется, — выслушав Штрик-Штрикфельдта, сказал тот. — Разговор, однако, должны подтвердить вы лично, так как вы его вели. Я согласен с вашим объяснением, рекомендую только вашему тексту предпослать фразу: «По еще не утвержденным предложениям начальника ОКВ/ В. Пр.» Если Кейтель проглотит это, это будет означать, что понятие «Освободительная армия» санкционируется ОКВ и для русских частей. Тогда вы сможете в ваших газетах и в Дабендорфе говорить и писать о ней уже без риска. Отправьте телеграмму, а там посмотрим, что дальше будет. Я от своего слова не откажусь.

Однако все эти блистательные ходы «ведомственной дипломатии» результата не имели.

Попытка Андрея Андреевича Власова подредактировать национал-социалистическую идею и раньше не встречала сочувствия у вождей Рейха, теперь же Гитлер был взбешен политическими выводами, которые его генералы делали из выступлений Власова.

Над головою генерала сгущались тучи, а 8 июня 1943 года разразилась и гроза.

В этот день в Бергхофе — горной резиденции Адольфа Гитлера в Верхних Альпах, состоялось совещание.

На нем присутствовали: генерал-фельдмаршал Кейтель, личный адъютант фюрера генерал-лейтенант Шмундт, новый начальник Генерального штаба генерал Курт Цейтлер и полковник Шерф.

Говорили о восточной политике, о Власове, о Русской армии.

Ясно и четко было объявлено, что никакой Русской освободительной армии создаваться не будет и все выступления пленного генерала — лишь пропагандистский ход, рассчитанный к тому же не на жителей оккупированных территорий, а на действующую Красную армию.

Впрочем, трудно было ожидать иного решения Гитлера.

Сохранилась стенограмма[70]этого совещания…

Оно началось в 21 час 45 минут и закончилось глубокой ночью.

— Вопрос об отношении к пленным, добровольцам из пленных и батальонам из местных жителей на Востоке представляется мне в данный момент в следующем виде. — открывая совещание, начал свой доклад генерал Кейтель. — Вся пропаганда Власова, которую он развернул, так сказать, самодельным порядком, послужила основой для нынешней капитальной пропаганды, проводимой под условным наименованием «серебряный лампас» и рассчитанной на привлечение перебежчиков. С этой целью были выпущены листовки, содержание которых мы тогда согласовали с рейхсминистром Розенбергом. Он их одобрил и санкционировал. И тогда, с начала мая, можно сказать, развернулась широкая тотальная кампания. Мы в них с целью пропаганды обещаем, что, если они перейдут к нам, они встретят у нас особое обращение.

— Я видел эту листовку… — проговорил Гитлер.

— Тогда нами и было отдано распоряжение, чтобы перебежчики направлялись в специальные лагеря.

— Это все правильно. Дальше!

— И чтобы в дальнейшем они могли вызваться добровольно на роли — прежде всего, обыкновенных рабочих, во-вторых, добровольных помощников на оборонных работах и, в-третьих, при соответствующих обстоятельствах для зачисления в туземные соединения.

— Этого мы в листовках не имеем в виду! — перебил его Гитлер.

— Мы не имеем этого ввиду и в приказе № 13, - заметил начальник Генерального штаба Цейтлер.

— Это сказано позднее, — проговорил Кейтель. — Об этом сделал распоряжение командующий Восточными вооруженными силами, на этот счет я осведомлялся. Если добровольные помощники в течение определенного испытательного периода зарекомендуют себя, они могут просить о зачислении в туземные соединения. Эта пропаганда опирается на листовки, которые подписываются национальными или «национально-русским комитетом». В этих листовках мы им говорим: с вами будут хорошо обращаться, вы получите хорошее питание, вы получите работу, у нас вы можете вступить в Русскую национальную освободительную армию.

— Вы так и пишете: в Русскую национальную освободительную армию?! — переспросил Гитлер. — Но об этом следовало раньше доложить мне.

— Этот пункт играл важную роль.

— А я считаю, что необходимо избегать такого положения, когда у нас могли бы создаться ложные представления. Необходимо различать право пропаганды, которую я направляю на ту сторону, и то, что в конечном счете мы делаем на самом деле, — заметил Гитлер, но замечанием этим не ограничился. — Не следует допускать даже малейшей мысли насчет того, что мы хотели бы найти, скажем, компромиссное решение. В этом смысле мы имели трагический урок уже в Первую мировую войну в отношении Польши.

Фюрер напомнил историю польских легионеров, задуманных во время Первой мировой войны для борьбы с русскими войсками, но в результате повернувших в самый неподходящий момент оружие против немцев. Увлекшись, Гитлер обрушился на эмигрантов, которые не только без числа сидят в хозяйстве Розенберга, но, к сожалению, имеются и при армиях. Это — бывшие балтийские дворяне и другие балтийские немцы. Не забыл Гитлер помянуть и украинских эмигрантов, которые обжились в Германии и, к сожалению, даже приобрели гражданство, и которые, естественно, смотрят на немецкую освободительную кампанию с большой радостью.

— Но они видят не наши национальные цели, в перспективе они видят свои собственные цели, — сказал Гитлер. — Каждый народ думает о себе и ни о чем другом.

— В дополнение к этому осмелюсь доложить, — сказал Кейтель, когда фюрер закончил свою речь, — что, когда Польша действовала против нас, немецкие офицеры, как, например, один командир Кавалерийского полка, состоявший в немецкой армии и четыре года участвовавший в боевых действиях, перешли на сторону Польши, чтобы принять на себя командование соответствующими подразделениями. Польское столбовое дворянство!

— Да! — кивнул Гитлер. — На сегодня перед нами встает именно такая опасность. Приказ № 13 вообще не подлежит обсуждению. Равным образом и другие вещи можно делать с таким расчетом, чтобы практически из них не вытекало никаких даже самых незначительных последствий и чтобы, прежде всего, не допустить распространения такого образа мыслей, какой я, к сожалению, уже обнаруживал у некоторых субъектов. Я могу лишь сказать: мы никогда не создадим русской армии — это фантазия первого разряда. Прежде чем мы это сделаем, будет гораздо проще, если я из этих русских сделаю рабочих для Германии, ибо это в гораздо большей степени является решающим фактором.