Жизнь, по слухам, одна! - Татьяна Устинова

Тем же порядком, она впереди, а он за ней, они проследовалик «Рахманинову», и Хелен трясущейся от волнения рукой сунула карточку в гнездо.Замок тихонько шепнул что-то, и дверь открылась.

Правой рукой Владик придержал Хелен так, чтобы она осталасьв коридоре, залитом веселым электрическим светом, а сам вошел.

За дверью был просторный и длинный коридор в русском вкусе,со статуэтками, матовыми лампами, разливавшими молочный свет, картинами втяжелых рамах, тонувшими в тенях, и глухим ковром, поглощавшим шаги. Бюст то лиЦицерона, то ли Наполеона в лавровом венке украшал столик на гнутых ножках.Ваза из наборного малахита в половину человеческого роста отражала тусклыйсвет. Все это напоминало парадные покои государя императора в летнем дворце вПетергофе.

Две одинаковые двери – справа и слева. За дверями горелсвет, Владик видел полоску на начищенном до блеска паркете.

– Добрый вечер! – громко сказал Щербатов, и голос егонеожиданно грянул в просторном помещении так, что Хелен вздрогнула в холле ивтянула голову в плечи. – Мы вам открытки принесли на подпись! Нам можновойти?!

Полная тишина была ему ответом.

По многолетней привычке не оставлять ничего неопределенногои неясного Владик толкнул сначала дверь слева, а потом справа. Обе дверипослушно открылись.

У него не было пистолета, но по всем правилам, которым егокогда-то учили и которые он так и не смог забыть, толкая дверь, он прижимался кстене так, чтобы выстрел не сразу достал его.

Никаких выстрелов не было, конечно же!.. За одной дверьюоткрылся санузел, небольшой, чистенький, залитый европейским многоточечнымсветом, в нише фигура голого мужика, вполне натуралистичная.

За другой оказалась гардеробная. Там стояли чемоданы, одинна другом, на длинной палке болтались «плечики», все свободные.

– Вы чемоданы не разбирали? – негромко спросил Владик уХелен, которая заглядывала из коридора.

Она отрицательно покачала головой. Вид у нее был испуганныйи любопытный одновременно.

– Никас! – опять позвал Владик. – Мы здесь с ЕленойНиколавной! Можно нам войти?

Он прошел через коридор со скульптурами и малахитовымивазами и оказался в небольшом овальном зале.

Хелен неслышно прокралась за ним.

– Сколько здесь комнат?

– Три. Кажется, три. Это гостиная, и еще две спальни, слеваи справа. Ну, и ванные.

– А ванных сколько?

– Кажется, тоже три.

Владик фыркнул и покрутил головой. Вот скажите на милость,зачем одному мужику, пусть он хоть трижды звезда, номер с тремя ванными?!Задница все равно одна, и ее, как ни крути, придется мыть в одной ванной! Аостальные две для чего?!

В громадном номере было совершенно пусто, никаких следовпребывания людей. Ни сигарет, ни мусора, ни личных вещичек – ничего.

– В какой спальне он спит?

Хелен дернула головой направо.

– Она больше, – послышался ее шепот, – и ванная там больше!А та, другая, гостевая.

Владик еще немного постоял посреди овального зала.

Тяжелые шторы отгораживали этот отельный мир от улицы,поглощали уличный свет, не пускали сюда, в этот немного помпезный, но все жеочень уютный рай шум машин, гул улицы, мирские заботы.

– Елена Николавна, – сказал Владик наконец. – Я вам искреннесоветую – идите спать! Он вернется, позвонит, и вам мало не покажется, это ужточно. Здесь никого нет, и такое впечатление…

Тут он запнулся и остановился.

Ну да. Такое впечатление, что никого нет и не было никогда.Это странно. Все же Никас прилетел давненько и должен был оставить в номерехоть какие-то следы своего присутствия! Может, початую бутылку с водой, илиноски на кресле, или ботинки под вешалкой. Насколько Владик успел его изучитьза два года, он никогда не страдал аккуратностью, он разбрасывал все, чтотолько попадалось ему под руку, включая бумаги, документы, диски, телефоны,газеты, записные книжки, договоры, деньги!.. Чтоб Никас приехал утром, а квечеру ничего не разбросал – в этом была какая-то странность, непонятность, ноВладику лень было думать об этом.

В свой номер, на диван, к пиву и телевизору, и как можнобыстрее!

– Я пойду, Елена Николавна? Хорошо?

Она подняла на него глаза и пожала плечами. Ей не хотелось,чтобы он уходил.

Пока он здесь, есть некая иллюзия общности и понимания, икак только за ним закроется дверь номера под названием «Рахманинов», всевернется на круги своя, это Хелен знала совершенно точно.

Она опять останется одна – отвечать за все. За всю жизнь,свою и чужую, от начала до конца. К примеру, за то, что Никас пропал! И еще зато, что сын заболел. И еще за то, что у мамы давление и ей давно бы надо кврачу, а она, Лена, все делает вид, что забывает, а потом звонит и фальшивымголосом говорит: «Что ж ты мне не напомнила, мама, я бы давно записала тебя кврачу!»

Владислав Щербатов никак не мог разделить с нейответственность, это она знала точно, – и вообще они враги! – и в то же времяей очень хотелось, чтобы он подольше побыл рядом.

– Ступайте, Владик. Спасибо вам, конечно, но я очень… оченьволнуюсь.

– Не волнуйтесь, все будет хорошо.

И они разошлись. Он через коридор пошел к высокимдвустворчатым дверям, она некоторое время смотрела ему вслед, и из овальногозала двинулась направо, в ту самую спальню, которую облюбовала для себявнезапно исчезнувшая звезда.

Владик дошел почти до самой двери, и вожделенная свободаоткрылась ему, и коридор сиял приветливо, и звуки пианино опять послышалисьснизу, и отдаленно запахло сигарным дымом, как вдруг страшный крик сотрясстены, кажется, даже картина на стене покачнулась, и волосы у Владика на головебудто сами по себе шевельнулись и встали дыбом.

Он бросился назад, и в овальной гостиной никого не увидел, акрик смолк, и наступила тишина, совершенно оглушительная после крика, полногобезумия и страха. Владику казалось, что даже рояль в баре на первом этаже тожеумолк, и только что-то равномерно стучало, и он не сразу сообразил, что этокровь стучит у него в висках.

В дверь аккуратно поскреблись. Глеб разлепил веки и скосилглаза в сторону двери.

– Можно войти? Я принесла твои брюки.

Дверь приоткрылась, и голос стал громче.

– Они, конечно, не очень, но в мои ты точно не влезешь!

– Я даже и пытаться не буду.

Катя Мухина окончательно вдвинулась в ванную, но дальшепорога не пошла, должно быть, чтобы не смущать Глеба Звоницкого, который сиделпо горло в горячей воде. Какая-то темная тряпка на две стороны свисала с еепротянутых рук. Должно быть, как раз его штаны.