Маг крестоносец - Кристофер Сташеф

— В манере? О каких манерах тут можно говорить? Я выкупала детей и дала им порезвиться в подушках, а сама вышла из комнаты, чтобы развесить выстиранные пеленки! И минуты не прошло — всего-то несколько секунд, — а когда я вернулась, моих малюток и след простыл! — Огромные глаза Лакшми залились слезами, и она вытащила из-за лифа «крошечную» туфельку без задника размером с небольшую лодку. — Только это и осталось — эта туфелька, которую я столь любовно вышила своими руками! А все остальное пропало — шальварчики, жилетики, туфельки, все-все, и мои детки вместе с ними!

— Ах, бедняжка! — вскричала Химена, сердце которой преисполнилось сочувствия к джинне, которая оказалась ее подругой по несчастью. При этом боль и страдания джинны были еще сильнее — ведь она была матерью, а Химена — бабушкой.

— И ты решила, что это — дело рук Мэтью, — мрачно заключил Рамон.

— Само собой, я подумала о вашем сыночке! Разве он — не самый могущественный маг на Западе?

Химена, не веря своим глазам, смотрела на Лакшми. Неужто о ее Мэте действительно ходит такая слава?

— Кто же еще владеет таким волшебством, чтобы суметь похитить детей у джиннов, даже таких малюток?

— Боюсь, что такое недоступно даже Мэту, — покачал головой Рамон. — Он ведь не Соломон, в конце концов.

— А кто еще! Кто? — в гневе возопила Лакшми. — Кто еще изо всех магов Запада?

Химена знала, что от гнева до страха — один шаг, и потому воскликнула:

— Бедненькая! Я понимаю, как ты напугана — ведь моих внуков тоже только что похитили! Так давай же разделим друг с другом нашу печаль и перестанем препираться!

— Ваших внуков... украли? — Кровь отлила от лица Лакшми, она вперила взгляд в маленькую фигурку Химены, стоявшей на крепостной стене. — Малышей Мэтью? Его отпрысков тоже похитили?!

— Да, его детей и детей Алисанды, — подтвердила Химена. — Мальчика пяти лет и крошку-принцессу, которая лишь в этом месяце научилась ходить.

— Уж не подумал ли он, что его детей выкрала я? — ахнула Лакшми. — Быть может, он решил похитить моих в отместку?

— Он пока не знает о том, что его дети похищены. Он за полмира отсюда, сражается с варварами и злым волшебством! Он слишком сильно занят защитой Запада от варварских орд для того, чтобы додуматься до похищения чьих бы то ни было детей! Кроме того, Мэт обожает детей — не только своих собственных, но и чужих тоже! Он бы никогда не решился на что-то подобное! — Химена перевела дух и протянула к Лакшми руки. В глазах ее стояли слезы. — Джиннская принцесса, поможешь ли ты нам отыскать наших пропавших внуков? Тогда, быть может, и мы сумеем помочь тебе разыскать твоих детишек! Мы должны действовать сообща, а не друг против друга!

Лакшми колебалась. Неуверенность в ее взоре постепенно сменялась благодарностью к другой женщине, готовой разделить с ней ее горе. Однако джинна не была намерена так легко сдаваться.

— Могу ли я доверять тебе? И тебе! — добавила она, развернувшись к Рамону. Взгляд ее вдруг стал подозрительным. — Если она мать Мэтью, то она — твоя жена!

— И это — величайшая удача моей жизни, — заверил джинну Рамон. — И сладчайшее блаженство. — Он взял Химену за руку. — Лакшми, принцесса джиннов, позволь представить тебе мою супругу, леди Химену Мэнтрел. Химена, это — принцесса маридов*[6]Лакшми, которая так бесценно помогала нам с Мэтом в Ибилии и без которой мы бы ни за что не смогли вернуться домой.

Химена сделала реверанс.

— Польщена знакомством с вами, ваше высочество.

Но Лакшми удостоила ее небрежным взглядом и снова уставилась на Рамона.

— Твоя жена? Но она совсем не старая, она не...

Запас слов у джинны явно иссяк.

И хорошо, поскольку из-за того, как джинна смутилась, угольки ревностных подозрений в душе Химены успели раскалиться добела. С чего это джинна так смутилась? Из-за того, чем она занималась с Рамоном? Или из-за того, чем лишь жаждала заниматься?

Рамон учтиво сменил тему:

— Но почему же твой супруг, принц Марудин, не явился вместе с тобой, дабы обличить Мэтью? Почему он пощадил нас и не обрушил на нас свой гнев вкупе с твоим гневом? Ведь тогда за несколько минут этот замок рухнул бы!

Лакшми с минуту не спускала с Рамона озадаченного взора. А потом закрыла лицо ладонями, издала вопль, подобный звуку гигантской пожарной сирены. Вопль некоторое время набирал громкость, а потом стал утихать — по мере того как джинна начала уменьшаться. Ступив на крепостную стену, она мало-помалу приняла размеры обычной женщины и, рыдая, припала к груди Рамона. Ее плечи тряслись, и все тело содрогалось от горьких рыданий.

Рамон более или менее механически обнял джинну и поверх ее головы устремил на жену встревоженный и вопросительный взгляд.

Всю ревность Химены сразу же как водой смыло: если бы Лакшми была любовницей ее драгоценного супруга, уж тот бы определенно знал, как ее утешить. Химена подмигнула мужу, улыбнулась, подбадривающе кивнула и изобразила движения, похожие на укачивание ребенка.

Рамон понимающе кивнул и крепче обнял плачущую джинну. Пусть она была джинной, пусть ей исполнилось уже немало столетий, но она была всего лишь неопытной матерью, у которой отняли детей и которая нуждалась в утешении и поддержке. Рамон был готов помочь ей всем, чем мог. На самом деле, он задумался и о том, есть ли у Лакшми родители и где они обитают.

Отрыдавшись, Лакшми отстранилась. Рамон вынул из кармана носовой платок и вытер ее промокшие от слез щеки и отдал ей платок. Химена шагнула к Лакшми, и Рамон, за четверть века жизни в браке приобретший кое-какой опыт интуиции, отступил в сторону.

Химена обняла Лакшми, которая и теперь оставалась выше ее ростом.

— Бедная девочка, что еще за горе постигло тебя? Неужто твой супруг обманул тебя и сбежал под покровом ночи?

— О нет, нет! — оскорбленно вскричала Лакшми. — Марудин любит меня! Я привязала его к себе любовными чарами... — Она на миг зарделась. — И он ни за что не покинул бы меня по собственной воле.

— Тогда по чьей же воле он покинул тебя? — глядя прямо в глаза джинне, спросила Химена.

Лакшми понурилась, и слезы снова хлынули из ее прекрасных глаз.

Химена терпеливо гладила ее по спине, уговаривала и при этом гадала, нуждаются ли джиннские детишки в укачивании.

Когда новая истерика отбушевала, Химена ласково, но настойчиво проговорила:

— Ну, успокойся и расскажи нам все! Какое злое создание увело у тебя супруга и какой силой это было сделано?

— Силой той лампы, в коей он некогда обитал! — всхлипнув, отвечала Лакшми.

— Но ведь Мэтью снял с него это заклинание! — воскликнул Рамон.