Поединщик 2. Отмеченный молнией - Роман Владимирович Савенков

class="p1">— Вы уже посмотрели, господин? — в который раз спрашивал его сосед справа. — Я решил воздержаться от покупки. Все-таки целый золотой за клочок бумажки. Вы позволите?

Видя, что Риордан не реагирует на просьбы, меркиец любезно протянул скопидому одну из своих программок.

— Будьте любезны. Только верните обратно, мне она еще понадобится.

Ничего не ответив соседям, Риордан механически пробежался по остальным поединкам.

«Программа второго дня войны.

Пятый бой:

Овергор: Жало, боевые топоры.

Фоллс: Ястреб, алебарда.

Шестой бой:

Овергор: Обсидиан, копье.

Фоллс: Паут, меч.

Седьмой бой:

Овергор: Варан, боевые топоры.

Фоллс: Кара, протазан.

Программа третьего дня войны.

Восьмой бой:

Овергор: Феникс, меч

Фоллс: Сольпуга, меч.

Девятый бой:

Овергор: Бовид, алебарда.

Фоллс: Пустельга, меч.

Десятый, заключительный бой:

Овергор: Танцор, меч.

Фоллс: Математик, меч.

После сражения зрители увидят подписание мирного договора и чествование победителей».

Риордан понимал, какую тактику избрал Биккарт. Он оставил под финал самых сильных. Того же Танцора — лучшего учителя фехтования Овергора. А начнут битву те, от кого не ждут слишком многого. Виннигар, Кавалер, Дертин. Если парни сумеют дать бой Голубой стали, то у Овергора появится шанс. Беда в том, что все это сумел предугадать Кантор. Не случайно он приберег на конец сражения своего лучшего бойца — Математика.

С грохотом распахнулись Золотые ворота и на Парапет Доблести строем вышли горнисты. Они вертикально несли в руках длинные медные горны с широкими раструбами. Музыканты расположились лицом к зрителям, и над Ярмарочным полем прозвучал их церемониальный рев. В сопровождении двух баннеретов на Парапет выступил герольд в золотой тиаре. За ним вынесли еще один напоминающий раковину улитки рупор, еще более длинный, чем предыдущий.

— Слушайте все! — От отлично поставленного голоса герольда, казалось, завибрировал воздух. — Сегодня четырьмя поединками начнется война между Фоллсом и Овергором. Пусть славятся владыки королевств, да умножат Боги их род! Пусть славятся бойцы, что выйдут на Парапет Доблести, и да живут их подвиги в веках и преданиях! Их храбрость воспоют поэты! Их мужество станет примером грядущим поколениям. Их судьба свершится на ваших глазах, а смерть никогда не будет забыта. Ибо герои-одиночки погибают во имя того, что жили тысячи, — герольд сделал паузу, набирая в легкие достаточно воздуха, а потом страшно и громогласно прокричал. — И да наступит время ВОЙНЫ!!!

Вся предыдущая какофония показалась Риордану шорохом весеннего ветерка по сравнению с тем залпом человеческого ора, что грянул в ответ на слова герольда. Когда крики сорванных глоток пошли на убыль, герольд вновь взял слово:

— А теперь поприветствуем его величество Хеймиса Четырнадцатого, короля Фоллса и его величество Вертрона, короля Овергора!

Под овации зрителей и завывание горнов на галерею, расположенную на внешней стороне крепостной стены, степенно проследовали монархи в сопровождении присных. За ними свои места стали занимать высшие чины обоих государств. Они спускались с разных сторон, как два ручейка. Овергорская знать обосновалась слева от Золотых ворот, а дворяне Фоллса — справа. Через семь мест от Вертрона, после королевы, двух дочерей и принца Унбога, разместился патрон Риордана — всемогущий визир. Накнийр цепким взглядом окинул Парапет и первые ряды зрителей. Безошибочно вычленил среди них своего секретаря и нахмурился. В его взоре пылал предельно ясный вопрос: «А ты как здесь оказался»? Риордан медленно кивнул, словно хотел ответить: «Все в порядке, ваша светлость, проблемы решены». Визир равнодушно пожал плечами, как бы говоря: «Ладно, после доложишь».

Церемониймейстер и его свита удалились с ристалища, и на Парапет с двух сторон вышли оба Мастера войны — Биккарт и Кантор. Бульдожье лицо овергорца было бледнее, чем обычно. Физиономия Кантора излучала напряжение и сосредоточенность. Оба полководца сошлись на середине каменного мостика и обменялись несколькими фразами. Затем последовали короткие обоюдные поклоны, и Парапет вновь опустел.

К Риордану и его соседям подскочил «жучок», принимающий ставки.

— Господа желают поставить на исход первого боя?

— Какие коэффициенты? — Нетерпеливо спросил тучный сосед справа.

— Скорпион — один и три, Виннигар — семь, — отбарабанил букмекер.

— И думать не смей ставить на Зверя, — буркнула жена толстяка.

— Да, патриотизм всегда проигрывает наживе, — ехидно захихикал меркиец, но под взглядом Риордана поперхнулся смешком и смолк.

— Что-то я не припомню таких жидких процентов, — проворчал толстяк и метнул букмекеру набитую монетами мошну. — Я патриот своего кошелька. Сорок золотых на Скорпиона.

Он извиняющимся тоном объяснил всем присутствующим:

— Двенадцать «королей» на дороге не валяются.

В воздух взметнулись сотни приветственных рук. На Парапет Доблести из Золотых ворот выступил Виннигар. Некогда славный воин растерял всю свою форму на пирах и попойках, об этом знал практически каждый из собравшихся на Ярмарочном поле. Он грезил об отставке, но судьба распорядилась по-другому. Кроме него некому было вывести на бой обновленную Биккартом десятку. Поединщик принял игру фортуны безропотно. Он шел на верную смерть, и лицо его было каменным барельефом древнего божества. От его взгляда брала оторопь, поскольку Виннигар смотрел из стылой могилы на мир живых. Его рука сжимала полутораручный меч с волнообразным клинком.

— Ха! Он выбрал фламберг, — воскликнул меркиец. — Так, с первой дуэли у нас начинаются сюрпризы.

Риордан хорошо понимал, о чем толкует знаток войн и сражений. Виннигар всегда работал прямым клинком. Он предпочел непривычное оружие своему верному боевому другу, потому что это был его единственный шанс на победу. Призрачный, как истончающийся дымок свечи, но все-таки шанс. Солнце заливало его фигуру оранжевым светом. Он стоял, раскинув руки и воздев вверх свой меч, как монумент бессмертию. Честь попрала бренность плоти.

— Поединщики Овергора не боятся смерти. Они ее трахают, — прошептал Риордан бессмертные слова Мастера войны королевства Овергор. — Сладкой погибели тебе, воин!

Напротив него, на другом краю Парапета Доблести встал рослый плечистый блондин в стеганой безрукавке из воловьей кожи. На его плече также лежал полутораручный меч, но с прямым лезвием. У этого оружия была необычно широкая крестовина с загнутыми вперед бараньими рогами захватов. Несмотря на небрежность позы, а быть может даже благодаря именно ей, от поединщика Фоллса веяло уверенностью в собственных силах.

Оба бойца салютовали друг другу оружием и замерли в боевых стойках. И тот, и другой предпочли каноническое «нижнее жало».

— Начали! — рявкнул из-за Золотых ворот голос герольда.

Виннигар двинулся на противника. Блондин сместился на шаг к бордюру Парапета. Острие его меча пунктиром отмечало каждое движение Виннигара. Овергорец атаковал сразу и мощно, вытянувшись в длинном выпаде и целя в корпус. Поединщик Фоллса крутанул левый вольт