Почтенное общество - Доминик Манотти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему?
— Вы читали утренние газеты? — Фуркад склоняется над кожаным портфелем и вынимает оттуда газету. Протягивает Парису. На полосе, посвященной экономике, статья о ПРГ и ее сомнительных итальянских друзьях. — Это хоть не наших рук дело?
Парис качает головой. Он не говорил вчера об этом с Дюменилем, значит, удар нанесен не оттуда. Если это идет от каких-нибудь наиболее влиятельных сил в деловом мире, то, значит, мишенью является Герен. Или, может быть, это просто Элизины конкуренты?
— Однако есть люди, которые именно так и подумают. Еще одна причина, чтобы забрать у нас дело. Это или отсутствие преступления в случае с нашей юной бунтаркой — все будет указывать на то, что мы перестали рассматривать этот след.
— Вы по-прежнему уверены, что необходимо придерживаться вашей стратегии с видео? Если приложить запись к делу, то, возможно, это могло бы защитить нас от подобного рода неприятностей. Если мы предложим серьезные доказательства, противоречащие гипотезе об убийцах-экотеррористах, то сразу же заткнем рот всей критике.
Фуркад улыбается:
— Не беспокойтесь, я уже приложил запись к делу. Я просто на несколько дней хочу задержать прохождение актов, подтверждающих ее наличие. Выиграем время, избегая привлекать внимание к этому решающему аргументу. Я официально сообщу о существовании этой записи в подходящий момент. Или же когда это станет действительно необходимо.
— Я передал CD-ROM Нила Джон-Сейбера в научно-технический отдел, — кивнул Парис. — Они уже отправят копию в центральную лабораторию в Экюли для более детального анализа. Посмотрим, что они сумеют оттуда вытянуть.
Нил сидит напротив Жерара Бланшара, владельца ресторана «У Жерара», в его заваленном папками, счетами и почтой тесном кабинете на втором этаже.
— Спасибо за ваш материал в «Таймс» за прошлую пятницу. Мне было приятно, тем более что я считаю ваши суждения совершенно справедливыми. Вы отлично справились со своей работой. И я надеюсь, что статья привлечет к нам англосаксонскую клиентуру, которой нам сейчас так не хватает.
— Вы читали рубрику?
— А как же иначе? У меня своя система оповещения.
Мужчины потягивают маленькими глотками восхитительный кофе, поданный в фарфоровых чашечках.
— Итак, о чем же вы хотели поговорить?
— У меня частная просьба. Знаете ли вы Жоэля Кардона?
Поведение Бланшара незаметно меняется. Насторожился.
— Это практически наш постоянный клиент.
— Я согласился работать в большом британском еженедельнике для рубрики «Иностранная политика» и хочу теперь взять у этого господина интервью. Пока что я не смог этого сделать.
— Ничего удивительного.
— Не согласитесь ли вы помочь мне в этом?
— Что заставляет вас думать, что я могу это сделать?
— Выпускники Политехнической школы общаются между собой…
— Подумать только, — смеется Жерар, — как хорошо вы информированы! Этого никто не знает — ни мои клиенты, ни персонал. Однако, знаете, выпускники Политехнической школы ведь разные бывают. Кардона — один из лучших. Самый-самый. Я же один из тех ненормальных — а такие всегда есть в выпуске, один-двое, не больше, — которые заканчивают с самыми плохими результатами и уходят в театр, в балет или в ресторанное дело.
— Я читал утреннюю экономическую прессу, — замечает Нил, делая вид, что не понял намека, — и думаю, что встреча могла бы быть небесполезной для обеих сторон. Я просто прошу вас передать ему это.
Жерар немного затягивает паузу:
— Оставьте мне номер вашего мобильного.
Пьер Марсан достает из холодильного шкафа четыре пиццы и бросает их в тележку. Потом следует дальше по отделу замороженных продуктов в направлении полок с хлебом. Он уже дважды прошелся по этому маршруту, в конце концов это может показаться подозрительным. Марсан сосредоточился на пакете с нарезанным зерновым хлебом, когда рядом с ним раздался голос:
— И где он, твой крендель? — Жан стоит перед ним, держа в руках пластмассовую корзину.
— У меня дома. Ходит кругами, говорит сам с собой. Я из-за него свихнусь.
— Скоро конец. Нашел что-нибудь? Флешку, CD, номер камеры хранения, почтовую квитанцию?
— Ничего. Ни в карманах, ни в рюкзаке. Я сегодня ночью еще раз все перерою, чтобы убедиться точно. — Марсан инстинктивно поворачивается к полицейскому.
— Осторожно. Смотри на свои покупки.
Телевизионщик выпрямляется.
— Я попробовал разговорить его про видео, как вы просили, — продолжает он, уставясь в пространство, — но он про это молчит…
— Да знаем мы это, дятел, мы же вас слушаем.
— Я спросил, существует ли она на самом деле. А спрашивать еще раз я боюсь: он может что-нибудь заподозрить.
— Ты что, стремаешься, что ли?
Марсан опускает глаза:
— Он убил одного из ваших. И потом Жюльена тоже. Он меня раздражает. Я не хочу, чтобы он узнал, что я с вами заодно.
— Не волнуйся, мы рядом. Продолжай, и будешь в шоколаде. — И Жан исчезает.
Предвыборный митинг Герена заканчивается. Все очень хорошо прошло: зал средний, вход по приглашениям, никаких неприятностей и шквал энтузиазма. Партия, естественно, выбрала зону частной застройки, никаких спальных районов, однако были и те, кто считал, что мероприятие слишком рискованно, и нахлынувшая пресса ждала какой-нибудь оплошности.
Герен требовал этого митинга, он был ему нужен. Теперь он может спокойно выдохнуть, расслабиться, отпраздновать с активистами успешную операцию, поглощая сухие пирожные и фруктовый сок. Герен не может вырваться из рук респектабельной дамы с крашеным перманентом, которая все время повторяет: «Господин президент… Вы позволите, чтобы я называла вас господин президент?..»
Герен двусмысленно улыбается.
— Знаете, мы все, кто собрался здесь, мужчины и женщины, рассчитываем, что вы избавите нас от этих молодых…
В кармане Герена начинает вибрировать суперконфиденциальный мобильный телефон. Он приносит извинения за бестактность — предвыборная кампания требует своего — и отходит на несколько шагов, предоставив Соне разбираться с дамой, желающей, чтобы ее избавили от молодых.
Герен торопит события, встреча заканчивается около полуночи. Машина доставляет Герена и Соню к дому. А там Гезд вышагивает по тротуару, ожидая их прибытия.
Для Сони это неожиданность.
Герен нежно целует ее в лоб:
— Нам надо тут кое-что решить. Это ненадолго, поднимайся, я сейчас.
В спальне Соня начинает медленно раздеваться, пытаясь облечь в слова накрывающую ее с головой волну усталости и отвращения. Подходит к окну, смотрит на улицу.