Случайному гостю - Алексей Гедеонов

— Конечно, — понимающе поддакнул я. — Хотение, желание, веление, а потом — бац! Рождение! И кровь, кровь, кровь.

— Так всё и было, — уверенно сказала бабушка, надвигаясь на меня с маленьким красным термосом. — Именно бац. Пей теперь. До самого дна…

Я открыл красный термос, запахло яблоками. Бабушка постукивала пальцами по креденсу, я прислушался.

Я вздохнул и сделал большой глоток.

Над мостом царил ветер, клин серых гусей безуспешно взывал к кому-то из переполненного жемчужной печалью неба. Шумела река, складывая сердитые тёмные волны в знакомый напев:

— До самого дна…

Белый венок бултыхался в сердитой воде, упуская вслед стремнине лепестки, словно слёзы.

Я сидел, опираясь на основание балюстрады, и на плотно подогнанных плитах можно было видеть потёки от недавнего кровавого снега. Светло-розовые.

Ангел по-прежнему стоял ко мне спиной, зеленоватые крылья его откликались еле слышным звоном на гусиные призывы — вспоминали небо.

— Не видел никогда здесь солнца, — сказал я ангелу, и что-то больно кольнуло меня в сердце.

— Здесь другое солнце, — дружелюбно сказал ангел. — Хорошо, что оно ещё не видело тебя.

— Ты знаешь, — сказал я, шаря руками по плитам и пытаясь встать. — Мне нужна защита. Надоело быть дичью.

Ангел повел крыльями.

— Нет ничего проще. — И река под мостом шумно плеснула о парапет. — Только что ты принял защиту девяти. Обратись к ним.

— Боже, боже, боже, — сказал я. — Этому не будет конца. Никогда. Селёдки, мышки, вороны. Вот теперь травы, ну вот как, как мне поговорить, например, с подорожником? И вообще — ничего, что я к тебе лицом?

— Не думаю, что тебе необходимо видеть моё лицо, — после некоторого раздумья сказал ангел. — Уже сейчас.

— Пожалуй, ты прав, — сказал я. — Так. Мне пора. Защиты мне не видать, а полы у нас твёрдые.

Я встал на ноги и оглянулся.

— Почему же? — прогудел ангел, и гуси жалобно отозвались среди серого неба.

— Откуда я знаю, почему они твёрдые, — раздумчиво сказал я, с неохотой разворачиваясь к Ангелу спиной. — Наверное, чтобы больнее падать…

Под ногами у меня мелькнула тень и из ниоткуда явилась тревожная лиса.

— Отлично, — сказала она, усаживаясь подобно статуэтке. — Отлично! Такого не было со времени Тевмесса. Стоило покинуть тебя на полчаса, и вот пожалуйста — неверный выбор как есть.

— Ты разболталась так… — буркнул я. — Что кроме слов?

— Сны, кошмары, крики. Шёпоты, в конце-концов, — усмехнулась лиса и нервно дёрнула хвостом. Сзади послышался лёгкий мелодичный звон — наверное, так смеются ангелы. Или их крылья зовут небо именно так.

— Оставь себе «спасибо», — озлобясь рявкнул я. — Я ищу защитника, а не пустобрёхов хвостатых!

— Позволь представить тебе, — смиренно сказала лиса и попыталась сложить морду бантиком, — твоего защитника. Это Вегерих.

Некто зелёный, низкорослый, незаметный доселе — сдёрнул с головы берет и небрежно поклонился.

— Ты сделал выбор, — произнес он шелестящим словно листья голосом и улыбнулся. — Но лично я предпочитаю имя Плантагин, по-вашему подорожник.

Лиса насмешливо тявкнула.

— Дни людей — как трава, — потрясенно сказал я.

— Как цвет полевой цветут, — подхватил человек или не совсем человек в зелёном.

— Без стона и прихотей… — сказала лиса снизу. — И имей в виду, — я не обижаюсь на твои слова про пустобрёхов, но запомню их.

— Передай всё это Рыцарю, — отвечаю я ей. — Когда явится. Как я понимаю, ты давно недолюбливаешь Охоту?

Лиса заметно тушуется. Вода под мостом издает сильный всплеск. «Водится ли в ней рыба?» — настороженно думаю я.

— Ты бы мог выбрать двух или трёх, — подлаивает лиса, мелко нарезая круги вокруг нас. — Или обратиться к яблоне, но вновь сделал не… слишком быстрый выбор.

— Я помогу тебе выдержать многое, — мягко сказал Плантагин. — Без стона и прихотей.

Я хотел ответить, но споткнулся.

Мне повезло, по крайней, мере в этот раз. Я оказался на бабушкином диване, правда, с размаху и головой вперед, но дерматиновая твердыня всё-таки получше жесткого пола.

Бабушка откручивала и закручивала крышку термоса. Напротив меня сидела Вакса и рассматривала бабушку маленькими злыми глазами — кошку страшно раздражал скрип крышки, но мяукать она не смела.

— Вы надеетесь добыть огонь? — спросил я и сел на диване. — Трением?

— Маю надежду, — сказала бабушка, — добыть уже успех. Как тебе девять трав?

— Успех был только с подорожником, — констатировал я, осторожно помахивая замерзшими после возвращения с моста руками. Бабушка поставила термос на стол и подошла ко мне, кошка шевельнула ушками готовая улыбнуться.

— Вигилия настала, — сказала бабушка. — Наше дело ждать. Что бы ни стало — не будь смутный.

Она погладила меня по щеке и сказала:

— Без стона и прихотей.

В печке оглушительно треснул кусочек угля.

Бабушка открыла дверь в кухню.

Тётя Женя увлечёно встряхивала баночку майонеза, в тарелке громоздилась любимая мною «Салата панская» — по словам тётки, «бравшая не менее банки».

«Весна» с явным отвращением показывала страницы «Голубых огоньков» и не одобряла треском Пьеху. Напротив, через стол, сидела Неля и тщательно примеряясь, срезала нагар с фитиля в Ангельской свече. Пламя почти тонуло в синеватой дымке.

— В доме дух… — мельком подумал я.

— Неличка, — сказала бабушка за моей спиной, — мое золотко! И ты тутай? Матер Долороза…

— И вам, бабушка, здравствуйте, — с достоинством сказала Неля, в последний раз щёлкнув ножницами. — Компот у вас получился вкуснейший. Христос Рождается!

Бабушка совершила круг по кухне.

— Славим Его… — сказала она и включила воду.