Пока смерть не разлучит нас - Галина Владимировна Романова

– Что значит узнала?! – И он вдруг впился в ее плечи, и тряхнул пару раз как следует, и забубнил, забубнил: – Что значит узнала?! Где вы видели эту машину? Где?! Когда?!

– Так она крутилась тут несколько раз под окнами.

Матрена даже сквозь телогрейку почувствовала, какие крепкие и сильные руки у парня, и сердце снова бешено забилось. Только теперь не от тревоги и от беготни суетной, а от силы такой вот мужицкой, которой давно уже не пробовала.

– Как крутился? Когда?

Глаза у него почти черными сделались, а над верхней губой капельки пота выступили. Так бы и смахнула их пальчиком, почувствовав приятную колкость пробившейся щетины. Да разве можно с ним так, арестуют еще!

– Так когда Викин охранник тут ее караулил, та черная машина тоже несколько раз подъезжала. И когда собачились они здесь все разом, машина эта стояла. Только она чуть подале стояла, ее вот с этого места не видать было. Ее из моего окна с другой стороны дома видать было.

– А почему вы решили, что это именно та самая машина? – едва не взвыл Грибов.

Бестолковая баба утаила от следствия такую важную информацию! Или он не разговорил ее настолько, чтобы она выложила ему все. Ведь что-то такое говорила она тогда. Что-то про то, что зря он следы пытался отыскать, когда здесь столько ног топталось и столько машин проехало. А он не заострил, и она решила, что это неважно.

– Так я номера ее еще тогда записала, – выкатила глаза удивленная Матрена. – Я их всегда записываю. И охранника номера у меня записаны. И этого дядьки солидного тоже. И этой черной машины тоже записаны. Мало их тут ездят, а потом спросить будет не с кого. У кого кто забор завалил, ищи-свищи потом! Вот я их на карандаш и беру. Не надо было?

– Надо! Все надо! И еще как надо, милая вы моя женщина!!!

И он ведь, паразит такой, взял и приплюснул бедную Матрену к своей груди. Будто она и не человек вовсе и чувствовать ничего такого давно уже не может. А она может, и еще как! И как заволновалось все внутри, запульсировало, и как кровь к лицу прилила, и как хотелось стоять так вечность целую, провалилась бы та булка с маслом и сыром. Хоть мгновение короткое, да досталось ей!..

– Сейчас мы поедем к нам в отдел, – потянул Грибов ее к машине, из которой только что выпрыгнул. – Там мы запишем все ваши показания, а потом проведем опознание.

– Никуда я не поеду!!! – начала тормозить валенками Матрена и вырывать рукав телогрейки из его руки.

– Как это не поедете? Почему?!

– Вот переоденусь, тогда уж… А вы ждите меня пока.

– Ах, вот в чем дело! – Впервые за все время он заулыбался. – Без вопросов, подождем. Только вы уж там побыстрее…

Бобров стоял у окна своего кабинета и с тоской глядел на улицу. Весна приступила наконец к делу, освободившись от грязных слежавшихся снеговых кучек. Смела ручьями с тротуаров песок. Взбудоражила деревья, заставив их выстреливать пряно-горьковатым запахом набухших почек. Повыгоняла народ на улицы с метлами и граблями. Те мели, сгребали, высвобождая весеннюю траву от мусора и прошлогодней листвы.

Весна…

Настоящая, яркая, хоть и с неожиданными сюрпризами в виде мокрого снега вечером, но с непременным солнечным светом по утрам, пляшущим в сотнях окон. Сами по себе будто исчезли шапки и меховые воротники. Появились короткие курточки, с тетрадный листок размером юбочки, ажурные чулочки. Все игриво, будоражаще и свежо.

У него вот теперь в приемной сидит такая вертихвосточка, как назвала ее Маргарита, заявившись пару дней назад к нему на работу.

– Как только Вика выздоровеет, чтобы эту вертихвосточку я тут больше не видела, – ультимативно заявила она, прикладываясь холодными сухими губами к его щеке. – Хватит с нас уже всяких разных приключений. Так ведь, милый?

Он покивал, согласился, стало быть. Он ведь снова перестал с ней спорить. Опять стал давать деньги ее маме. Вновь стал прежним – милым, добрым и податливым. И еще он совсем-совсем перестал мечтать. Да и мечтать стало не о ком. Его мечтой была Виктория. А теперь…

Бобров поднес к губам чашку с остывшим кофе и поморщился. Отвратительный кофе готовила его юная смелая секретарша. И чай не умела правильно заваривать. И с сахаром до сих пор не определилась: куда и сколько. Бутерброды так он ей вообще не заказывал. Хлеб ухитрялась строгать, будто тупым топором. Вся приемная в крошках.

И как это у Виктории все так ловко и ладно получалось? Скорее бы уж она выздоравливала и возвращалась на свое рабочее место. Мечтать он о ней больше не станет, так хотя бы работать сможет по-прежнему плодотворно.

Прямо под его окна подкатила старенькая машиненка, затормозила резко, как не развалилась-то. И с пассажирского сиденья выбрался – кто бы вы думали – Грибов собственной персоной.

– Этого еще не хватало! – выдохнул с сердцем Бобров и тут же почувствовал, как задергалось, зачесалось правое веко, а к горлу подкатила горечь.

Видеть этого удачливого мента, которому досталось все теперь – и слава, и уважение, и внеочередное звание, и самое главное – Вика, Бобров не хотел. Он уже трижды игнорировал приглашения явиться к ним в отдел, отнекиваясь занятостью. Хорошо, что телефонными звонками приглашали пока, не повестками.

Вишь, вот теперь сам явился. Если Магомет не идет к горе, так, что ли, понимать?..

– Добрый день, позволите, Николай Алексеевич?

Симпатичная физиономия смотрела на Боброва не гневливо, а как будто даже виновато. Надо же, с чего это? А секретарша, интересно, где? Почему посторонние входят к нему в кабинет без доклада?

Ах, Вика, Вика, кому ты уступила свое место? А его место кому уступила? Этому смазливому и нахальному?

– Да, входите, – кивнул Бобров, отходя от окна к своему столу. – Присаживайтесь, Анатолий Анатольевич. Чем могу?..

И он тут же бросил озабоченный взгляд на часы и брови нахмурил, тем самым ясно давая понять этому мальчишке, что занят неимоверно и что на него у него нет времени. Он и рад бы, да никак, совсем никак.

– Я не займу у вас много времени, Николай Алексеевич, – улыбнулся Грибов, все поняв. – Я, собственно, пришел к вам для того, чтобы… Чтобы извиниться.

– Да ну!!! – Бобров чуть не присвистнул, но сдержался.

– Да, хочу лично извиниться перед вами за нелепые подозрения в ваш адрес. За те неприятные минуты, которые вам пришлось пережить, – заговорил Грибов, сомкнув длинные пальцы и уложив их на стол для переговоров. – Видите, в какую нелепую ситуацию можно попасть из-за запретных чувств.

– Что?!

Он снова отхлебнул из чашки и совершенно некрасиво подавился противным холодным кофе. Брызги полетели на пиджак, Маргарита теперь ныть станет. Но не в этом неприятность. А в том, как этот пацан смотрел на него. Снисходительно смотрел теперь на него этот паршивец! Снисходительно!!