Звездные войны товарища Сталина. Орбита "сталинских соколов" - Владимир Перемолотов

– Неужели не интересно? – спросил Штрассер, плавая около иллюминатора. Глаза его подозрительно блестели.

Сентиментальная нация, подумал Федосей, хотел, было, пошутить, но вспомнил, как сам в первый раз на орбите пел «Интернационал» сквозь слезы, и сдержался.

– Почему «не интересно»? Интересно. Просто пока у нас и на Земле забот хватает. Вон вокруг сколько несправедливости…

Он вспомнил, за чем их послали, и официальным голосом сказал:

– Так, товарищи… Поздравляю вас со званием первых немецких космонавтов! Этот факт зафиксирован в бортовом журнале. А теперь – на Землю. К товарищу Сталину!

К удивлению гостей, не было тут никаких атрибутов власти – ни знамени, ни герба, ни парадного портрета, ни даже стола величиной с теннисный корт. То есть стол-то был, но обычный, за которым в лучшем случае с десяток человек разместится, друг другу не мешая.

Кроме стола стоял там ряд обитых бордовым плюшем стульев. Их было пять-семь штук, что сразу показывало, что круг собирающихся тут людей узок, а о том, что далеко не каждому приехавшему в Москву гостю оказывается честь побывать за этим столом, гости и сами догадывались.

Напротив двери тянулось широкое окно, за которым виднелись еще зеленые ветки парковых деревьев, а по другой стене тянулся ковер с замысловатым восточным узором.

Пропустив гостей вперед, Сталин зашел в комнату последним и прикрыл дверь. Поймав взгляд Штрассера, он с вопросительной интонацией произнес:

– Господа? Товарищи?

Переводчик ОГПУ, пятый и самый незаметный в их компании, растворенный среди них, словно сахар в стакане горячего чая, точно передав вопросительную интонацию Генерального секретаря ВКП(б), перевел эти слова на немецкий.

Штрассер, чуть повернувшись к Гитлеру и ловя взглядом его реакцию, быстро ответил:

– Конечно, «товарищи»! Если уж историческая предопределенность толкает нас друг к другу, то нет смысла противиться этому словами.

– Согласен, – кивнул Сталин. – Прошу, товарищи…

Он гостеприимно провел рукой, приглашая к накрытому столу.

– Сегодня вы мои гости.

Встреча происходила на даче в Кунцеве, и никакой официальности тут и в помине не было. Ну и панибратства, конечно, не наблюдалось. Просто собрались серьезные люди, чтоб поговорить и за бокалом хорошего вина решить судьбу Европы.

На белоснежной скатерти стояли блюда с закусками.

Гитлер поискал глазами что-нибудь овощное, но переводчик негромко сказал за спиной.

– Товарищ Гитлер… Вегетарианское с этого края.

Штрассера такие тонкости не волновали, и он уселся первым, выбрав себе место поближе к украшенному большими звездами военному.

Тот под одобрительным взглядом Сталина разливал вино по бокалам. Глядя, как перебродивший виноградный сок заполняет хрусталь, спросил:

– Как долетели, товарищи? Я слышал, вы летели в Москву на моем тёзке?

– Этот чудесный аппарат назван в вашу честь?

Сталин кивнул.

– Очевидно, что бы ни писали британцы и французы, русский народ любит своего вождя!

– У нас разный народ, – ответил Сталин. – Хочу спросить… Как там? – Он кивнул вверх.

Гитлер опередил Штрассера с ответом.

– Чудесно! Вид Земли с такой высоты вызывает незабываемые ощущения. Пилоты сказали, что этот аппарат создали русский и немецкий ученые?

Сталин кивнул.

– Да. Это так.

Гитлер поднялся, держа бокал перед собой.

– В моих глазах это лучший пример сотрудничества наших народов. Это символично! Русский и немец объединились, чтоб дать своим народам то, чем ранее они не обладали! Новые знания! Новые жизненные пространства!

Сталин поднялся, протягивая свой бокал навстречу Гитлеру.

– Надеюсь, что это не последний пример сотрудничества. Германия и СССР в состоянии еще не один раз удивить мир. Человеческая натура одинакова. Везде уважают тех, кто отказывается от стереотипов и имеет смелость взглянуть на мир с новых позиций. Шагнуть в неизвестность и победить!

Он коснулся краем бокала хрусталя, что держали в руках гости.

– Я хочу выпить за таких людей. За первых немецких космонавтов!

Штрассер смело опрокинул бокал «Киндзмараули», и даже Гитлер пригубил.

Ставя бокал на скатерть, Сталин закончил:

– Надеюсь, что скоро Германия присоединится к освоению околоземного космического пространства.

Возвращая бокал на стол, Штрассер отозвался.

– Сперва надо сделать Германию по-настоящему свободной!

– Путь к свободе один – борьба. Его по силам пройти смелым людям, возглавляющим великую нацию.

Сталин поднял бокал еще выше.

– Советский Союз посчитает за честь помочь германскому народу в этой борьбе!

…Хоть и красный день нынче на календаре, а у пастуха праздников не бывает. Корова, как и человек, жрать хочет, что по праздникам, что по будням. Так что, как ни хотелось председателю колхоза Прову Пантелеймоновичу Кривошеину, чтобы все селяне в своей, колхозной демонстрации участие приняли, ничего у него не вышло. Показал Михалыч председателю кукиш, издали, правда – и на работу. У колхозного пастуха что ни день своя демонстрация, вот она – на четырех ногах впереди скачет. А почему бы и нет? Пока погода позволяет и трава имеется, отчего не побаловать колхозных коровенок?

Михалыч, колхозный пастух, сквозь защуренный солнцем глаз оглядывал стадо и выкрутасы Игнатия Петровича перед пегими телками. Помощник неумело и без надобности махал кнутом, сёк воздух… Надо бы прикрикнуть для порядка, но зачем хорошего человека обижать? Да и лень. От камня, на котором сидел пастух, тянуло не стылой сыростью, как то полагалось бы в это время года, а ласковым теплом. Одного этого ради не стоило с места двигаться.

По календарю глядя, впору дождю со снегом, а тут такая теплынь! Вон и Петрович, хоть и чуждый крестьянской жизни, а понимает – шляпу свою снял, на ветку повесил. Михалыч привстал, поглядел. На интеллигентной лысине весело отражалось восходящее солнце.

– Эй, Петрович! – крикнул пастух товарищу. – Шляпу надень, лысину застудишь!

Тот не расслышал, но, обернувшись, заулыбался.

Во как они теперь запросто! А сперва-то Михалыч робел городского человека из газеты. Очков робел, портфеля кожаного с двумя блестящими замками, да шляпы с калошами, но к концу второго дня они уже по-свойски разговаривали – Михалыч да Петрович. Оказалось, что за шляпой да за калошами городскими душа-человек живет. И выпить мастер, и закусить, а уж говорить начнет – заслушаешься. И про Африку с Америкой и тамошний героический пролетариат, и про мировой империализм, и про жизнь московскую толково расскажет.