Дин Рид: трагедия красного ковбоя - Федор Раззаков

Привезя жену в Рим, Дин на какое-то время стал тем самым Дином, каким Патрисия помнила его несколько лет назад: нежным и любящим. В течение нескольких дней они буквально не расставались: чуть ли не с утра они уезжали за город и домой возвращались под вечер, буквально изможденные от секса, проведенного под открытым небом. На дворе стоял конец июля, была прекрасная погода, и эти загородные поездки напоминали обоим те славные дни, которые они когда-то проводили в Мексике. Поэтому, когда в середине августа Патрисия обнаружила, что забеременела, обоих это ни-сколько не удивило: упоительные поездки за город не могли закончиться ничем иным.

– Вот увидишь, на этот раз у нас все получится, – уверенно заявил Дин, когда жена сообщила ему о своей беременности. – У нас родится прекрасный ребенок.

– Почему ты в этом так уверен? – спросила Патрисия.

– Потому что он был зачат в тот самый момент, когда наша любовь висела на волоске. Это наш последний шанс остаться вместе.

Как покажет будущее, этим шансом они воспользоваться не сумеют. Но это случится чуть позже, а пока ничто не омрачало отношений влюбленных супругов.

Поскольку беременность Патрисии развивалась не слишком хорошо и ей постоянно требовалось внимание, Дин старался как можно больше времени проводить дома. Делать это было нетрудно, поскольку съемки в очередном фильме должны были начаться только в конце года. Однако эти свободные часы Дин посвящал не только жене, но и своему политическому самообразованию. Еще будучи в Советском Союзе, он дал себе слово заняться своим марксистским образованием, и вот теперь этот момент наступил.

Часть книг классиков марксизма-ленинизма на английском языке он купил еще в Москве, в «Международной книге», а другую приобрел в Риме, в книжном магазине возле площади Пьяцца Навона. И теперь принялся основательно их штудировать. А все вопросы, которые возникали у него по мере прочтения этих трудов, он обычно адресовал своему здешнему приятелю – коммунисту Джанкомо Винчини, который прекрасно владел английским. Этот человек был одним из ветеранов компартии Италии и долгие годы работал рука об руку с самим основателем и руководителем КП Италии Пальмиро Тольятти, который ушел из жизни за три года до описываемых событий. В последние годы жизни у Тольятти были сложные отношения с руководителями СССР, и это обстоятельство крайне интересовало Дина, который тоже терзался некоторыми сомнениями относительно того, что происходило в первом в мире государстве рабочих и крестьян. И беседы с Винчини на многое открыли Дину глаза.

Обычно Дин приезжал к Винчини в здание ЦК на улице Боттеге Оскура, однако беседовали они не в кабинете, а предпочитали уединиться в каком-нибудь кафе, где было поменьше любопытных глаз и длинных ушей. Во время одной из таких встреч Дин спросил своего собеседника:

– Правда, что в последние годы жизни Тольятти разочаровался в коммунизме?

– Это правда лишь отчасти, – отпивая из чашки горячий «эспрессо», ответил Винчини. – Он разочаровался в том коммунизме, который пытаются построить в Советском Союзе. И Хрущева считал никчемным руководителем.

– Я слышал, что Хрущев повинен в смерти Тольятти?

– В какой-то мере. Тольятти приехал в Москву в августе 64-го, чтобы встретиться с Хрущевым и разъяснить ему позицию итальянских коммунистов по проблеме Китая. Мы были за критику китайской компартии, но без предания анафеме. Однако Хрущев Тольятти не принял – уехал на целину. С Пальмиро разговаривал Брежнев, и у них произошла чуть ли не ссора. Тольятти стал настаивать на встрече с Хрущевым, и ему уступили: повезли в Ялту, куда вскоре должен был приехать Хрущев. Но встреча не состоялась. 13 августа Тольятти выступает перед пионерами в лагере «Артек», и сразу после этого у него случается инсульт. Через неделю он умирает, несмотря на все старания врачей. А спустя два месяца умирает и Хрущев, правда, как политик – его снимают. Это, конечно, случайность, но вполне закономерная.

– А почему Тольятти был разочарован в советском варианте коммунизма? – после короткой паузы вновь прервал тишину Дин.

– Потому что с определенного времени стал считать его утопическим, – по губам Винчини пробежала еле уловимая усмешка. – Тольятти называл Советский Союз недоношенным ребенком цивилизации.

– Что он имел в виду? – удивился Дин.

– Историю, мой друг, историю, – улыбнулся Винчини. – Ведь в России не было ни рабовладельческого строя, который научил, пусть из-под палки, но работать разные народы, ни капитализма в чистом виде, который создал бы настоящий рынок. Поэтому социализм у большевиков получился недоделанный. Строить его пришлось второпях, почти наугад, и поэтому единственной опорой в этом деле стало насилие. Вот почему, как бы ни был страшен Сталин, но альтернативы ему не было: тот же Бухарин наверняка бы погубил страну. Это понимал даже ваш президент Рузвельт, который вытянул Америку, последовав примеру Сталина – то есть тоже через жестко централизованную экономику. Надеюсь, вы помните, что сказал Рузвельт, когда впервые очутился в своем кабинете в Белом доме?

Дин в ответ кивнул, поскольку эти слова знали почти все американцы. Согласно легенде, когда помощник президента вкатил кресло с парализованным Рузвельтом в его кабинет и закрыл дверь, оставив президента одного, тот спустя несколько минут… громко закричал. Все, кто находился в приемной, бросились в кабинет, думая о самом худшем. Но с Рузвельтом было все в порядке. А свой крик он объяснил следующими словами: «Я представил: парализованный президент парализованной страны – что может быть ужаснее?»

32-й президент США знал, что говорил, поскольку его страна в ту пору и в самом деле находилась в жутком состоянии. На момент прихода Рузвельта к власти (в 1933 году) экономика Америки была в жутком состоянии, общество расколото. Страну могло спасти только чудо, и этим чудом стал… 50-летний человек в инвалидной коляске! Из либерального рынка, поставившего его страну на край пропасти, он выводил экономику методами государственного регулирования. И действовал крайне жестко: за спекулятивное повышение цен – тюрьма, за взвинчивание банковских ставок – то же самое. Специальным решением Рузвельт установил пределы банковских ставок и обязал банки выдать для сельского хозяйства беспроцентный кредит. По его заданию были разработаны общегосударственные социально-экономические программы, за исполнением которых президент следил лично.

Не церемонился Рузвельт и с организованной преступностью, которая за несколько последних лет превратилась в настоящую стоглавую гидру, с которой, казалось, никогда не будет сладу (в 1933 году в США было зафиксировано 1 миллион 300 тысяч преступлений – мировой рекорд!). Но Рузвельт и здесь проявил чудеса изобретательности. Он отдал приказ ФБР не церемониться с гангстерами и убивать их без всякой жалости. В итоге все одиозные бандиты Америки тех лет были уничтожены. Среди них: Бонни и Клайд (убиты 24 мая 1934 года), Джон Диллинджер (22 июля 1934 года), Малыш Нельсон (27 ноября 1934 года), мамаша Баркер и ее сыновья (16 января 1935 года) и др. В тюрьму угодил даже такой босс мафии, как Лаки Лучиано, который 18 июня 1936 года был приговорен к 50 годам тюрьмы.