11/22/63 - Стивен Кинг

Все в твоих руках, дружище. Через два часа после того, как утром Дорис найдет меня мертвым, арендодатель, вероятно, повесит на закусочную замок, так что ты должен все сделать этим вечером. Спаси его, ладно? Спаси Кеннеди, и все изменится.

Пожалуйста.

Эл.

Ублюдок, подумал я. Ты знал, что у меня могут быть сомнения, и разобрался с ними таким образом.

Конечно, я сомневался. Но сомнения и решения — не одно и то же. Если он опасался, что я могу дать задний ход, то напрасно. Остановить Освальда? Понятное дело. Но Освальд в данный момент отступил на второй план, стал частью туманного будущего. Странно, конечно, так позиционировать 1963 год, однако совершенно правильно. Прежде всего меня заботила семья Даннинг.

Артур, также известный как Тагга. Я еще мог его спасти. И Гарри тоже.

Кеннеди умел менять свою позицию. Слова Эла. И говорил он о Вьетнаме.

Даже если бы Кеннеди не изменил свою позицию, оказался бы Гарри в том же месте и именно в тот момент 6 февраля 1968 года? Я так не думал.

— Хорошо, — прошептал я. — Хорошо. — Наклонился и поцеловал Эла в щеку. Почувствовал соленость его последней слезы. — Покойся с миром, дружище.

Вернувшись домой, я просмотрел содержимое портфеля «Лорд Бакстон» и роскошного бумажника из страусиной кожи. Мне достались подробные записи Эла о перемещениях Освальда после демобилизации из морской пехоты 11 сентября 1959 года. В бумажнике лежали все мои документы. Ситуация с деньгами оказалась лучше, чем я ожидал: с учетом суммы, припасенной Элом, я располагал более чем пятью тысячами долларов.

В моем холодильнике нашелся гамбургер. Я приготовил его и положил в миску Элмора. Гладил кота, пока он ел.

— Если я не вернусь, отправляйся к Риттерам, — посоветовал я ему. — Они о тебе позаботятся.

Элмор, разумеется, не показал вида, что слышит меня, но я знал, что он так поступит, если я не приду его накормить. У кошек выживание в крови. Я взял портфель, направился к двери, борясь с чрезвычайно сильным желанием броситься в спальню и спрятаться под одеялом. Найду ли я моего кота и мой дом на прежнем месте, когда вернусь, если сумею осуществить задуманное? А если найду, будут ли они по-прежнему принадлежать мне? Кто скажет? Хотите прикол? Люди, обладающие способностью жить в прошлом, не знают, какое им уготовано будущее.

— Эй, Оззи, — прошептал я. — Я иду разбираться с тобой, гондон.

Закрыл дверь и ушел.

Закусочная выглядела странной без Эла, потому что чувствовалось: Эл еще здесь… Я хочу сказать, его призрак. Лица с «Городской стены славы» смотрели на меня, словно спрашивая, а что я здесь делаю, словно говоря, что мне тут не место, призывая уйти, не вмешиваясь в ход времени. Что-то особенно тревожащее было в фотографии Эла и Майка Мишо, сменившей фотографию меня и Гарри.

Я прошел в кладовую и маленькими шажками, не отрывая ног от пола, начал приближаться к «кроличьей норе». Представь себе, будто в темноте пытаешься найти верхнюю ступеньку лестницы, говорил Эл. Закрой глаза, дружище, так будет легче.

Я закрыл. Двумя ступенями ниже в ушах раздался хлопок выравнивания давлений. Кожа ощутила тепло. Солнце светило сквозь опущенные веки. До меня доносилось шуршание плоско-прядильных станков. Я перенесся в 9 сентября 1958 года, за две минуты до полудня. Тагга Даннинг ожил, миссис Даннинг еще никто не сломал руку. Неподалеку, на заправочной станции «Тит Шеврон», меня ждал щегольской красный кабриолет «форд-санлайнер».

Но сначала мне предстояла встреча с Желтой Карточкой. На этот раз он получит затребованный доллар, потому что я не удосужился положить в карман монету в пятьдесят центов. Я нырнул под цепь и остановился, чтобы сунуть долларовую купюру в правый передний карман брюк.

Там она и осталась, потому что, обогнув угол сушильного сарая, я нашел Желтую Карточку распростертым на бетоне, с открытыми глазами и в луже крови, расползавшейся вокруг головы. С перерезанной от уха до уха шеей. В одной руке он зажимал острый осколок зеленой винной бутылки, который и пустил в дело. В другой я увидел карточку, имевшую какое-то отношение ко дню двойной выплаты в зеленом доме. Карточка, поначалу желтая, а потом оранжевая, теперь стала чернее черного.

Я в третий раз пересек стоянку для автомобилей сотрудников, если не бегом, то быстрым шагом. Вновь, проходя мимо, похлопал по багажнику «плимут-фьюри». На удачу. В ближайшие недели, месяцы и годы мне потребуется вся удача, до какой я только смогу дотянуться.

Сегодня я не стал заглядывать в «Кеннебек фрут» и покупать одежду или автомобиль. Завтрашний день или последующий вполне подошли бы для этого, но сегодняшний мог выдаться для чужака весьма неудачным. Очень скоро кто-нибудь обнаружит труп на фабричном дворе, и чужаку начали бы задавать вопросы. Документы Джорджа Амберсона проверку бы не прошли, особенно с учетом того, что в водительском удостоверении указывался еще не построенный дом на аллее Синей птицы.

Я успел подойти к остановке, располагавшейся по другую сторону автостоянки, когда подъехал автобус с надписью «ЛЬЮИСТОНСКИЙ ЭКСПРЕСС» в окошечке над лобовым стеклом. Вошел и протянул водителю доллар, который собирался дать Желтой Карточке. Водитель вытащил пригоршню мелочи из монетницы на поясе. Я бросил пятнадцать центов в монетоприемник, прошел в глубь салона и сел чуть ли не на последний ряд, за двумя прыщавыми матросами, возможно, с базы военно-морской авиации в Брансуике. Они говорили о девушках, которых надеялись увидеть в стрип-клубе под названием «Холли». Их разговор часто прерывался крепкими ударами по плечу и взрывами смеха.

Я наблюдал, как мимо проплывает шоссе 196, но мало что видел. Думал о мертвеце. И карточке, ставшей чернее черного. Мне хотелось как можно быстрее оказаться подальше от этого жутковатого трупа, но я все-таки остановился, чтобы потрогать карточку. Оказалось, что это не картон, как я поначалу предположил. И не пластик. Целлулоид — возможно… но по ощущениям все-таки и не он. На ощупь карточка напоминала ороговевшую кожу, какую сдираешь с мозоли. И без надписей — во всяком случае, я ничего не разглядел.

Эл предполагал, что Человек с желтой карточкой — пропивший мозги алкаш, которого свело с ума неудачное для него сочетание спиртного и близости «кроличьей норы». Я не оспаривал это мнение, пока карточка не сменила цвет на оранжевый. Теперь же я не просто сомневался в выводе Эла — я не верил в него. И кем тогда был этот алкаш?

Мертвецом, кем же еще. Мертвецом, и только. Хватит о нем думать. И без того дел хватает.

Когда мы проехали лисбонский автокинотеатр, я дернул за стоп-шнур. Водитель свернул к следующему телеграфному столбу с белой полосой.

— Хорошего вам дня, — пожелал я ему, когда он потянул за рычаг, открывающий двери.