Расплата - Вячеслав Бец

Она ощутила, как по её клитору скользнула твердая, упругая плоть. Это было последним сигналом, воем сирены, при котором она обязана была преодолеть страх, отбросить любые сомнения и начать действовать. Аня, вложив все силы, оттолкнулась руками от тумбы и подалась назад, толкая ягодицами своего насильника. Третьяков и к этому оказался готов, но всё равно, по инерции делая шаги назад и запутываясь в спущенных штанах, не успел крепко поймать её обеими руками до того, как она рванулась обратно вперёд, вырываясь из его хватки. Тех нескольких секунд, что он потратил на то, чтобы восстановить равновесие, избавиться от штанов и броситься за ней, ей хватило, чтобы открыть ящик прикроватной тумбы, найти там средство своего спасения и взять в руку пистолет, прежде чем Третьяков больно и крепко схватил её и потянул обратно к себе.

– Ах ты с… – в ярости успел сказать он, но было уже поздно.

Он увидел как она изворачивается для выстрела, сразу понял, что проигрывает, сделал шаг назад и стопой сильно толкнул Аню в ягодицу. Девушка стремительно полетела на кровать и потеряла пару секунд, не имея возможности в него выстрелить. Но Аня ожидала чего-то подобного, и Третьяков, готовый броситься на свою добычу, словно дикий зверь, заметил, что, несмотря на падение, девушка мгновенно перевернулась и пистолет у неё в руке снова смотрит прямо ему в живот. Одной рукой она целилась в него, а другой возилась с кляпом.

Он стоял в некоторой нерешительности, обдумывая стоит ли броситься на неё или нет. Его приводила в неистовство сама мысль о том, что жертва вырвалась в такой неподходящий момент. Близость его победы даже слегка затуманивала разум, подстрекая его рискнуть и броситься на неё, уповая на то, что она не сможет выстрелить. Однако разум, полагающийся на опыт, говорил – жертва в состоянии аффекта с очень высокой вероятностью выстрелит.

Пока он думал, Аня справилась с повязкой и кляпом.

– Пошёл вон, тварь! – громким, срывающимся голосом, закричала она. – Во-он!!!

Третьяков быстро поднял и натянул штаны, но пока не сдвинулся с места.

– И что, ты сможешь выстрелить? – глумливо спросил он.

– Да! Ещё как смогу, ублюдок!

Он не стал испытывать её решимость. В любом случае на крики или даже выстрел в потолок сюда кто-то прибежит, так что он предпочёл побыстрее направиться к выходу. Придётся признать, что этот раунд за ней.

– Ты – моя, – напомнил он, прежде чем скрыться за углом.

Дверь тихо закрылась, но Аня этого не услышала. Она, рыдая от выходящего из неё напряжения, ещё долго сидела голая на кровати, крепко сжимая обеими руками пистолет, и боясь даже заглянуть за угол. Вдруг он ждал её в коридоре? Ей понадобилось добрых пятнадцать минут, чтобы найти в себе силы подняться и медленно, осторожно, бесшумными миниатюрными шажочками дойти до дверей, закрыть изнутри замок и оставить в нём ключ, чтобы его нельзя было открыть с той стороны.

И только после этого она смогла медленно, будто не сама управляла своим телом, вернуться в комнату, свалиться на кровать и позволить себе громко зарыдать, давая выход невероятному напряжению, какое она ещё никогда в своей жизни не испытывала.

Сейчас она не могла подумать ни о том, почему не выстрелила в него, ни о том, что и как она будет делать дальше. Она могла только рыдать. Только что она каким-то чудом смогла спасти своё тело от надругательства, но спасла ли? Об этом она подумает позже.

1

Он давно уже перестал считать дни, прошедшие с того момента, как он отбился от отряда. Но сколько бы он ни бродил – ни разу за это время его голову не посетила мысль, что никого из них уже может не быть в живых. Он ведь жив? Значит, и они тоже.

Но в последнее время, если быть точным, то со вчерашнего вечера, у него вообще никаких лишних мыслей в голове не было, потому что там поселилась и безраздельно властвовала одна-единственная, всепоглощающая, всеохватывающая проблема. И описывалась она у него в голове тремя короткими словами:

«Чё за нахер?!»

С этой мыслью он шёл полночи. С этой мыслью он встретил утро, день, с этой мыслью, примерно в полдень, он свалился под куст, совершенно обессиленный и разбитый. Вспомнив о том, что неплохо бы и воды попить, он достал флягу и допил остатки воды, но подниматься никуда не собирался. Да что там – он просто не мог. Ему нужен был отдых и не столько физический, сколько психический – нужно отключиться, заснуть и забыть обо всём. Забыть это дебильное словосочетание, которое он всё никак не может выкинуть из головы.

«Чё за нахер?!»

Разум понемногу угасал. Усталость и огромное эмоциональное истощение брали верх над телом. В конце концов он уснул прямо в бронежилете и в обнимку с автоматом, хотя ему хотелось бы уснуть в танке, а ещё лучше в танке, в окружении сотен танков. В укрепленном городе. И чтобы вокруг миллионы солдат. И даже тогда, наверное, он бы не чувствовал себя в безопасности. Он вообще теперь никогда не сможет чувствовать себя в безопасности, потому что после того, что он видел…

А ведь если разобраться, то он ничего толком и не видел. Может, именно это и вызвало такой ужас? Не-ет. Там и видеть не надо было – он чувствовал. Эти… штуки… Вокруг них на десятки метров воздух наполняется опасностью и страхом. Толя физически ощущал, что это убийцы. Он ощущал их профессионализм и неумолимую методичность, чувствовал её в их выдержке и спокойствии, в их медлительных, экономных и осторожных движениях. А тяжесть их поступи свидетельствовала о немалой силище. Всё их поведение как будто говорило ему: «ты можешь прятаться сколько угодно, но тебе всё равно не уйти».

И потому Толя бежал. Бежал сколько мог, лишь бы уйти подальше от звуков стрельбы и, как ему казалось, отголосков криков умирающих в страхе людей.

Проснулся он ближе к следующему утру от жажды и голода. Небо только-только начало сереть, выхватывая из темноты отдельные очертания деревьев и ландшафта, а воздух сохранял ночную прохладу. Постанывая, Толя поводил рукой вокруг себя, нащупал ствол автомата, проскользил ладонью по ствольной коробке до приклада, затем ещё немного по земле и остановился у себя на поясе – фляги не было.

– Курва, – пробормотал Толя и, кряхтя, привстал, оглядываясь, но в темноте ничего не увидел.

– Курва мать, – снова, будто заклинание, пробормотал он и принялся шуршать вокруг себя.

Фляга вскоре нашлась, но в ней самой не нашлось ничего. Голодный мужик – злой мужик. Голодный мужик, мучимый жаждой – злой и нервный мужик. Очень голодный, мучимый жаждой, уставший и заблудившийся мужик… да, словами это, наверное, не описать.

Первым порывом было запустить её куда подальше, но Толя сдержался. Прицепив флягу на пояс, он сел и осмотрелся. Луна уже закатилась, но сереющее небо понемногу высвечивало округу, и местность с его позиции уже неплохо просматривалась. Кажется, неподалёку есть какая-то поляна. Если добраться туда, то по небу он точно определит стороны света и сможет помаленьку продолжить свой путь.