Зимняя корона - Элизабет Чедвик (Англия)

Сказано это было так жестко, что Алиенора не стала продолжать разговор. Генрих не послушался ее совета, когда обдумывал выдвижение Бекета на пост архиепископа, и сейчас ее мнение его не заинтересует. Как он сам только что сказал, со всеми несогласными он поступает просто: либо подчиняет своей воле, либо уничтожает.

Он лег с ней в постель и взял ее резко и стремительно. Генрих не столько занимался любовью, сколько давал выход бешенству и раздражению, а еще пытался подчинить своей воле и ее тоже. В иных случаях Алиенора сопротивлялась: кусалась и царапалась, но на этот раз ничего не делала. Такая пассивность тоже была формой непокорности. В мыслях она унеслась далеко-далеко и думала совсем о другом – о теплом летнем вечере в Аквитании, напоенном ароматом роз. Там он не мог дотянуться до нее.

Льюис, Суссекс, ноябрь 1164 года

В угасающем свете промозглого ноябрьского дня Изабелла заканчивала сборы перед поездкой к королевскому двору. За семь месяцев, прошедших со дня свадьбы, она почти не надевала свои богатые наряды, потому что они с Амленом путешествовали от замка к замку, от имения к имению, объезжая ее владения, а такой образ жизни требовал более практичной одежды. Исключения составляли церемонии клятвоприношения и пиры.

Амлен был в отъезде – присутствовал на совете в Нортгемптоне, но недавно от него прибыли гонцы с известием, чтобы его ждали к ночи. Изабелла аккуратно свернула две шемизы из тонкого белого льна, которые будут подарком для Алиеноры, и уложила их в ларец с пучком ароматных трав. Эти шемизы она сшила сама и украсила мелкими сборками – ей они удавались, как никому другому. Для детей Алиеноры – теперь они приходились ей племянниками и племянницами по браку – она тоже приготовила маленькие подарки: изящный кинжал с роговой рукояткой для Гарри, черные кожаные ремни с серебряными подвесками и пряжками для Ричарда и Жоффруа, псалтырь в кожаном переплете для Матильды и тряпичная кукла с желтыми косами для маленькой Норы.

Уложив вещи, она убедилась, что очаг в главных покоях натоплен как следует – Амлен приедет продрогший после долгой дороги. Потом сменила простое платье, в котором занималась хозяйством, на темно-красное шерстяное – одно из тех, что были ей особенно к лицу, а волосы под вуалью заколола так, чтобы они каскадом рассыпались по ее спине при помощи лишь пары касаний.

И вот на лестнице послышались торопливые шаги, и в покои вошел Амлен в сопровождении нескольких рыцарей и вассалов.

Ее сердце забилось быстрее. Она присела в церемонном реверансе:

– Господин муж мой.

– Госпожа жена моя, – ответил он так же торжественно.

Мановением руки Изабелла велела слугам взять у Амлена накидку. Он вручил им верхнюю одежду, а потом не выдержал, отбросил формальный тон, притянул Изабеллу к себе и крепко поцеловал. Его губы и руки были холодными, но ей это ничуть не мешало.

– Я мечтал об этом мгновении целый день, – сказал Амлен. – О тебе и о гостеприимном доме.

Она обхватила ладонями его лицо:

– Это ли не странно! Я тоже о тебе думала. Хочешь умыться и поесть?

Амлен кивнул, сел на скамью у изножья кровати и испустил усталый вздох. Он отстегнул пояс с мечом и кинжалом и отдал все это оруженосцу, после чего отослал прислугу. Изабелла принесла ему чашу горячего вина и потом опустилась на пол, чтобы снять с него сапоги. Амлен усмехнулся.

– До нашей женитьбы эту задачу вполне сносно исполнял оруженосец, но наблюдать за тем, как это делаешь ты, гораздо приятнее, – поддразнил он супругу.

Она лукаво глянула на него снизу вверх:

– Надеюсь!

У него были прекрасной формы стопы с высокими гладкими сводами. Изабелла начала обмывать их, как велел ей долг послушной жены, встречающей мужа. А еще это была удобная возможность поговорить.

– Как прошел совет? Что-нибудь решили?

– Нет, – ответил Амлен. – Мой брат и архиепископ скачут в разные стороны, да еще погоняют коней. – Он допил вино. – И я сорвался. Своим поведением гордиться не могу, но что сделано, то сделано.

Изабелла взглянула на него повнимательнее и увидела, что он сильно расстроен. Его ореховые глаза были мрачны, а уголки губ опущены. За месяцы совместной жизни она понемногу стала узнавать, что за человек ее супруг, ибо раньше его личность была скрыта от нее под маской придворного. В нем хватало анжуйской горячности, и он мог вспыхнуть, если задеть его за живое или заговорить о том, что его тревожит. Горел его гнев жарко, но быстро угасал. Для Амлена правда – это правда, ложь – это ложь, а справедливость – это справедливость. При дворе же он вел себя с несравненной сдержанностью.

– Сорвался? По какому поводу? С кем?

– В беседе с архиепископом. Это длинная история.

– Я готова выслушать, если захочешь рассказать.

Он подумал и потом кивнул:

– Тебе лучше узнать об этом прежде, чем мы прибудем ко двору. И то, что я говорил тебе на мосту, остается в силе. Мы с тобой должны обсуждать все открыто и честно.

Изабелла вспыхнула от удовольствия. У мужа имелись определенные понятия о месте мужчины и женщины в браке, но его взгляды были достаточно широки.

Амлен сменил дорожную одежду на льняную рубашку и свободную котту и сунул ноги в удобные мягкие боты из овчины, Изабелла налила ему еще вина, и они уселись ужинать. На столе, придвинутом к огню, их ждал свежий хлеб, пшеничная каша и блюдо из говядины с имбирем и тмином.

Амлен отломил кусок от буханки хлеба и окунул его в пряный соус.

– Архиепископ приехал в Нортгемптон по требованию Джона Маршала – между ними возник земельный спор. Бекет думал остановиться в замке, как обычно, но Генрих сделал так, чтобы те покои уже были заняты, и бывшему канцлеру пришлось располагаться в приорате Святого Эндрю за стенами замка.

– О Боже! – Изабелла не забывала наполнять его кубок. – Ему это не понравилось.

– Совсем не понравилось, – подтвердил Амлен. – Генрих сделал то же, что и в Беркхамстеде: показал, что Бекет хочет пользоваться тем, что ему не принадлежит. – Он проглотил ложку тушеного мяса. – На следующий день Бекету предстояло оправдываться по обвинению в неуважении к суду – утверждалось, будто он не являлся на суд, когда должны были решаться их с Маршалом разногласия. Но теперь не явился Маршал. Генрих сообщил, что Маршала задержали его обязанности казначея, однако потом стало известно, что его лошадь якобы потеряла подкову в пути, ему было не поспеть в Нортгемптон к нужному времени и он повернул обратно. – Амлен покачал головой. – Понятно, что и это не более чем благовидный предлог, но я Маршала не осуждаю. Окажись он между моим братом и архиепископом, от него не осталось бы и мокрого места. – Амлен сделал паузу, чтобы съесть еще говядины, и потом вытер губы. – Бекет сказал, что у Генриха вообще нет права его судить, поскольку это вопрос для церковного суда. Он стоял там прямой как палка, стучал посохом по полу и говорил нам, что он архиепископ Кентерберийский и что никто из нас не вправе судить его, потому что такое право есть только у Бога. Ха!