Шевалье де Мезон-Руж - Александр Дюма

Морис прислонился к стене. Ему казалось, что еще мгновение и он упадет в обморок.

— А теперь, — добавил человек в сером, — давайте посмотрим. Здесь три входа: главный, тот, у которого мы стоим сейчас, и вход в павильон. Вместе с шестью-восемью гвардейцами я войду через главный вход. Вы же наблюдайте за этим — оставим здесь четверых или пятерых, а трех самых надежных поставьте у входа в павильон.

— А я, — сказал Морис, — перелезу через стену и займу место в саду.

— Прекрасно, — сказал Лорэн. — Ты сможешь открыть нам ворота изнутри.

— Охотно, — заметил Морис, — но, чтобы все не испортить, не входите, пока я не позову вас. Из сада я увижу все, что будет происходить в доме.

— Ты никак знаешь этот дом? — поинтересовался Лорэн.

— Было время, когда я собирался купить его.

Лорэн расставил гвардейцев у ограды и в нишах дверей. А полицейский с восемью-десятью гвардейцами направился перекрывать главный вход.

Через минуту звуки шагов растворились в пустынной темноте, не привлекая ни малейшего внимания.

Часовые заняли отведенные им места и изо всех сил старались слиться с тем, что их окружало. Все делалось тихо, можно было поклясться, что на старинной улочке Сен-Жак не происходит ничего необычного.

Морис полез на стену.

— Подожди, — остановил его Лорэн.

— Что еще?

— А пароль?

— Да, верно.

— «Гвоздика и подземный ход». Арестовывать всех, кто не будет знать этих слов, пропускать всех, кто их произнесет. Вот так.

— Спасибо, — сказал Морис.

И он спрыгнул со стены в сад.

Первый удар был ужасен. Морис должен был собрать в кулак всю свою силу воли, чтобы скрыть от Лорэна охватившее его волнение. Но в одиночестве, в тишине ночного сада, он немного успокоился, и беспорядочно роившиеся в его голове мы от более или менее пришли в порядок.

Как же так! Выходит, дом, в который Морис приходил часто и с самыми чистыми намерениями, дом, ставший для него олицетворением земного рая, был местом кровавых интриг! Выходит, радушный прием, оказанный в ответ на его горячую дружбу — всего только лицемерие, а любовь Женевьевы — только реакция на страх!

Наши читатели уже хорошо знакомы с садом, где неоднократно про17ливались молодые люди, по которому сейчас от одних деревьев и кустов к другим скользил Морис, пока не укрылся от лунного света в той самой оранжерее, куда его принесли в тот раз, когда он впервые оказался в этом доме.

Оранжерея находилась как раз напротив павильона, в котором жила Женевьева.

В этот вечер свет вместо того, чтобы освещать лишь комнату молодой женщины, метался от одного окна к другому.

Занавеска была наполовину поднята, и Морис заметил Женевьеву, спешно собиравшую вещи. Его удивило, что в ее руках блеснуло оружие.

Чтобы лучше видеть происходящее в комнате, он встал на одну из каменных тумб.

В камине пылал жаркий огонь. Женевьева жгла какие-то бумаги.

В это мгновение открылась дверь, и в ее комнату вошел человек.

Вначале Морис решил, что это Диксмер.

Молодая женщина подбежала, схватила его руки, и они в сильном волнении какое-то время смотрели друг на друга. Морис ничего не мог понять, потому что не слышал, о чем они говорили.

Но тут он рассмотрел мужчину.

— Это не Диксмер, — прошептал он.

И действительно, вошедший не отличался высоким ростом и, в отличие от Диксмера, был довольно субтилен.

— Это не Диксмер, — прошептал Морис, как будто должен был повторить это еще раз, чтобы убедить себя в коварстве Женевьевы.

Он потянулся к окну, но чем ближе оказывался от него, тем меньше видел: в его голове пылал жар.

Морис задел ногой лестницу. Так как окно находилось на высоте семи-восьми футов, он приставил ее к стене, поднялся и впился глазами в окно.

На вид незнакомцу, находящемуся в комнате Женевьевы, было лет 27–28. Голубые глаза, элегантная внешность. Он держал руки молодой женщины в своих и что-то ей говорил, видя слезы, которые затуманивали чудесный взгляд Женевьевы.

Легкий шум, произведенный Морисом, заставил молодого человека повернуться к окну.

И тут Морис едва сдержал крик удивления: он увидел таинственного незнакомца, который спас его на площади Шателе.

В эту минуту Женевьева отняла свои руки и подошла к камину, чтобы убедиться, что все бумаги сгорели.

Морис не мог больше сдерживаться. Все страсти, терзающие мужчину — любовь, месть, ревность, — огненными зубами впились в его сердце. Он с силой толкнул плохо закрытую оконную раму и спрыгнул в комнату.

В тот же миг к его груди были приставлены два пистолета.

Женевьева повернулась на шум и онемела, увидев Мориса.

— Сударь, — холодно сказал молодой республиканец тому, от кого зависела в эту минуту его жизнь, — так это вы — шевалье де Мезон-Руж?

— А что будет, если это и так?

— О, если это так, то я знаю, что вы — человек мужественный, а, стало быть, спокойный, потому хотел бы сказать вам несколько слов.

— Говорите, — согласился шевалье, не убирая пистолетов.

— Вы можете меня убить, но вам не удастся сделать это так, чтобы я не крикнул; умирая, я обязательно закричу. И тогда множество людей, окружающих этот дом, разнесут его в щепки за десять минут. Так что опустите пистолеты и послушайте, что я сейчас скажу этой сударыне.

— Женевьеве? — спросил шевалье.

— Мне? — прошептала молодая женщина.

— Да, вам.

Женевьева стала бледнее статуи, схватила Мориса за руку, но молодой человек оттолкнул ее.

— Вы сами знаете, в чем вы меня заверяли, — с глубоким презрением произнес он. — Теперь я вижу, что вы говорили правду. Вы действительно не любите мсье Морана.

— Морис, выслушайте меня! — воскликнула Женевьева.

— Нам не о чем говорить, сударыня, — ответил Морис. — Вы обманули меня. Вы одним ударом разрубили все нити, связывающие мое сердце с вашим. Вы мне говорили, что не любите мсье Морана, но вы мне не сказали, что любите другого.

— Сударь, — сказал шевалье, — что вы там говорите о Моране или, вернее, о каком! Моране вы говорите?

— О химике Моране.

— Химик Моран перед вами. Химик Моран и шевалье де Мезон-Руж — одно и то ж е лицо.

И, протянув руку к столу, он взял лежавший там парик, надел его и совершенно преобразился на глазах молодого республиканца.

— Ах, так, — с удвоенным презрением произнес Морис, — теперь я понимаю, это не Моран, кого вы любите, потому что Морана не существует. Это просто очередная хитрая уловка, и она еще более низка.