Голова, полная призраков - Пол Дж. Тремблей

– Будешь ли ты писать в блоге о том, что произошло после шоу?

– Нет. Думаю, и мой редактор, и мои читатели предпочтут, чтобы я продолжала писать о вымышленных историях.

Пауза. Мы обе смотрим через эркерное окно на неутомимый дождь. Я понимаю, что мой блог вызвал в Рэйчел бо́льшую досаду, чем она готова признать. Она не знает, как задать следующий вопрос. Не могу осуждать ее за это. Я решаюсь помочь ей, потому что, раз уж я здесь, пришло время обсудить то, что произошло после шоу.

Я начинаю:

– Расскажи мне все, что тебе известно о времени между съемками последнего эпизода и отравлением. Я постараюсь восполнить пробелы.

Рэйчел бормочет:

– Ну, ладно… – Она копается у себя в сумке, откуда появляются плотная толстая папка и записная книжка – дешевенький блокнот на спирали, который можно приобрести в любой лавке. Мне очень нравится, что она совершенно неприхотлива. Я снова ощущаю, как сильно скучаю по маме.

Рэйчел переспрашивает:

– Ты уверена? Мне просто зачитать то, что я собрала?

– Да. Думаю, что так будет проще всего.

– Хорошо. Я еще не перепроверила, как собранная мной информация укладывается в хронологию событий. Я знаю наверняка, что падение Марджори завершилось сотрясением мозга и переломом правой щиколотки.

– Верно. Могло быть и хуже. Она ходила в ортезе спустя лишь три недели после этого. Прости, я не буду прерывать тебя, пока ты не договоришь.

Рэйчел что-то записывает в блокнотик.

– Да нет, прерывай меня, все нормально. Итак. Мне также известно, что о прыжке Марджори с лестницы было сделано заявление в полицию как о попытке самоубийства. Ее поместили на две недели в больницу и обеспечили ей особый уход, а потом выписали к родителям домой с условием, что к ней дважды в неделю будет наведываться официально назначенный психиатр из государственной клиники. Похоже на правду?

– Кажется да, но я буду откровенна: мои воспоминания о неделях между завершением съемок последнего эпизода и… днем отравления несколько туманны и, как бы сказать, несвязны.

– Несвязны?

– Именно. Я думаю, что все воспоминания у меня в голове, но их тяжело собрать воедино и удерживать. Я будто бы пытаюсь сгрести тысячу монеток ладонями и не выронить их из рук. – Я прерываюсь, чтобы посмеяться над собой. – Не уверена, что моя попытка выразиться метафорически делает мою мысль яснее.

– Все понятно, Мерри. Не беспокойся.

– Какая я молодец. – Я вежливо аплодирую сама себе.

Рэйчел проглядывает свою записную книжку.

– Помнишь ли ты, возвращались ли Кен и Барри к вам домой после экзорцизма? Судя по моим источникам, они не проводили никаких дальнейших интервью, хотя были планы на съемки и после экзорцизма. Барри заявляет, что они держались подальше от вас не из-за общественного резонанса и скандала вокруг финального эпизода, а потому что твой отец, очевидно, пригрозил создателям шоу и епархии иском по возмещению медицинских расходов и морального ущерба.

– Папа со мной не обсуждал свои судебные планы, но я не была удивлена, когда узнала позже, что он заговорил об обращении в суд. Но, возвращаясь к твоему вопросу, нет, никто из создателей шоу больше никогда у нас не показывался. По крайней мере, при мне. Не сомневаюсь, что они были потрясены произошедшим, да и скорее всего полагали, что папа будет зол и свалит на них печальную развязку в холле. Телевизионщики собрали свои камеры и прочие манатки и слиняли от нас как можно скорее ко всем чертям. Кажется, они уехали той же ночью. Кстати, комнату Марджори они вылизали дочиста. Помню, что я какое-то время искала ремни на кровати и штуку, которую сестра вытащила из ящика, но так ничего и не нашла.

Я точно помню, что протестующих перед домом сменило скопище автомобилей и фургонов с журналистами, однако мои родители даже близко не подпускали их к дому.

– Кен с тобой выходил на связь после шоу?

– Нет. Он не связывался со мной. В первые дни после окончания сериала я пробовала писать ему, но письма так и остались неотправленными. Там, впрочем, были детские глупости, ничего серьезного. Я рисовала ему футбольные мячи и наш заваленный листьями задний двор, спрашивала, как у него дела, работает ли он над новым шоу и, если да, можно ли какого-нибудь персонажа назвать в честь меня. Я спрашивала, хочет ли он узнать, чем я занимаюсь, все ли со мной в порядке, как я себя ощущаю. Ну, ты сама понимаешь, сплошная пассивная агрессия обозленной, несчастной и окончательно запутавшейся маленькой девочки. Я сильно скучала по нему после того, как шоу закончилось. Я вообще скучала по мельтешению телевизионщиков вокруг нас, мне не хватало даже тех людей, которые мне не особенно нравились. После их отъезда мы вновь остались одни. И не было ощущения… безопасности.

Рэйчел сразу приступает к следующему пункту.

– Через два дня после выхода в эфир последнего эпизода Управление по делам семьи и детей инициировало от лица Марджори дело «о попечении и защите» согласно разделу 51А Общих законов штата Массачусетс. Дело было оставлено без движения, потому что действия родителей по закону не были признаны злоупотреблением или халатностью. Информация о подаче иска просочилась в прессу после смерти Марджори и твоих родителей. – Рэйчел умолкает и вглядывается в меня.

Я ободряю ее:

– Все в порядке. Продолжай.

– Мне известно, что родители забрали тебя из школы и наняли тебе частного преподавателя.

– Да, его звали Стивен Грэм Джонс. Как-то смешно, что я до сих пор помню его полное имя. Просто при первой встрече его именно так представили. Он не позволял мне называть его мистер, как требовали обычные учителя. Мне нравилось произносить его имя полностью при любой возможности. Это стало чем-то вроде навязчивого тика для меня. «До свидания, Стивен Грэм Джонс» и «Я не знаю, что такое тупоугольный треугольник, Стивен Грэм Джонс».

Рэйчел смеется.

– Имя в самом деле очень звучное.

– Да-да! Это был низенький, худенький аспирант с огромными глазами и очень кривыми зубами. Боже, давно я его не вспоминала. Впрочем, мы встречались всего несколько раз. Насколько помню, для преподавателя-репетитора он был не слишком силен в математике. Не знаю, где его откопали мои родители. – Мы улыбаемся друг другу и одновременно делаем по небольшому глоточку кофе. – Что еще у тебя есть?

Рэйчел листает записи.

– У меня есть данные по рейтингам Нильсена всех эпизодов. Заключительный эпизод получил рейтинг в целых двадцать пунктов[64]. Это поразительный результат.