Правило четырех - Дастин Томасон

— Пол!

— Выходите оттуда! — ревет у меня за спиной полицейский.

Ему никто не отвечает.

— Надо вызвать…

Закончить он не успевает, потому что из бойлерной доносится вдруг сильное шипение, и я сразу понимаю, что случилось: внизу лопнула паровая труба. И только теперь мы слышим крик Чарли.

Люк зияет передо мной черной пустотой, и я прыгаю наугад. От удара о землю во мне срабатывает какой-то механизм, и в кровь мгновенно впрыскивается изрядная доза адреналина. Боль затихает, не успев распространиться. Я заставляю себя подняться. Где-то далеко стонет Чарли, и я иду на стон, не обращая внимания на приказы прокторов. Наконец до одного из них доходит, в чем дело, и он, опустившись над люком, кричит:

— Мы вызываем «скорую»! Слышите?

Я пробираюсь сквозь туман и наконец нахожу Чарли у поворота трубы. Он неподвижно лежит на земле. Одежда разорвана, волосы спутались. В проходящей рядом, у самого пола, трубе рваная дыра.

— М-м-м-м… — стонет Чарли.

Я ничего не понимаю.

— М-м-м-м…

Похоже, он пытается произнести мое имя.

Грудь у него мокрая. Похоже, струя пара ударила прямо в живот.

— М-м-м-м… — бормочет он, теряя сознание.

Стиснув зубы, я стараюсь поднять его, но это все равно что пытаться сдвинуть гору.

— Ну же, Чарли, — умоляю я, дергая его за куртку. — Не отключайся.

Он, похоже, уже не слышит.

— Помогите! — кричу я. — Пожалуйста, помогите!

Под разорванной рубашкой темнеет почти неподвижная грудь.

— М-м-м-м… — хрипит Чарли.

Хватаю его за плечи и встряхиваю еще раз. За спиной наконец слышны шаги. Луч фонарика прорезает туман, и я вижу санитара. За первым появляется второй. Они бегут ко мне.

Один из них направляет свет на грудь Чарли.

— О Господи!..

— Ты ранен? — спрашивает второй, ощупывая меня руками.

Я тупо смотрю на него, потом опускаю голову и наконец понимаю. То, что показалось мне водой на груди Чарли, вовсе не вода. Я весь измазан кровью.

Втроем мы пытаемся поднять Чарли. На помощь подбегает третий санитар. Он отстраняет меня, но я не отхожу. Мне надо быть рядом с ним. Сознание начинает угасать. Я теряю ориентацию и плохо понимаю, что происходит. Кто-то выводит меня из туннеля.

Последнее, что я помню, — это ужас на лице проктора. Видя, что я иду сам, он облегченно вздыхает, но тут же качает головой, поняв, что кровь на мне не моя.

Прихожу в себя через несколько часов после случившегося на кровати в медицинском центре. Рядом сидит Пол, а за дверью стоит полицейский. Меня переодели в больничный халат, похрустывающий при малейшем движении, как детский подгузник. Под ногтями чернеют полоски запекшейся крови, в воздухе знакомый запах больницы. Пахнет болезнью и дезинфектантами.

— Том?

Пытаюсь приподняться, но боль простреливает руку.

— Осторожнее, — шепчет Пол, наклоняясь ко мне. — Врачи говорят, повреждено плечо.

Теперь, придя в себя, начинаю чувствовать боль.

— Что там произошло?

— Глупо получилось. Я и сам не понимал, что делаю. Когда разорвало трубу, попытался добраться до Чарли, но не смог. Весь пар пошел в мою сторону. Выбрался через ближайший люк, а полиция отвезла меня сюда.

— Где Чарли?

— В реанимации. К нему не пускают.

Голос Пола звучит безжизненно. Он трет глаза и бросает взгляд на дверь. Мимо проезжает старушка на каталке, пристегнутая ремнями, как ребенок к прогулочной коляске. Коп смотрит ей вслед, но не улыбается.

— Ну как он? — спрашиваю я.

Пол опускает голову.

— Не знаю. Уилл сказал, что когда Чарли нашли, он лежал возле самой трубы.

— Уилл?

— Уилл Клей, приятель Чарли. — Пол проводит рукой по краю кровати. — Это он тебя вытащил.

Пытаюсь вспомнить, но перед глазами только неясные силуэты в тумане и лучи фонариков.

— Уилл заменил Чарли, когда вы поехали за мной, — удрученно добавляет Пол. Как обычно, он уже винит во всем себя. — Не хочешь позвонить Кэти? Сказать, где ты?

Я качаю головой. Сначала надо как следует прийти в себя.

— Позвоню позже.

Старушка на каталке возвращается, и я вижу, что ее нога от колена до ступни закована в гипс. Волосы спутались, штанины закатаны выше колен, но глаза блестят, и, проезжая мимо полицейского, она вызывающе улыбается, как будто сломала ногу при нападении на банк. Чарли как-то заметил, что старикам нравится иногда болеть или что-то ломать. Поражение в бою служит им напоминанием о том, что войну они пока еще выигрывают. Отсутствие рядом Чарли становится вдруг ощутимым почти физически: вместо его голоса — пустота.

— Он, должно быть, потерял много крови.

Пол рассматривает линолеум под ногами. В наступившей тишине я слышу чье-то хриплое дыхание за перегородкой, отделяющей мою кровать от соседней. В палату входит врач. Полицейский у двери дотрагивается до ее локтя и, когда женщина останавливается, что-то негромко говорит ей.

— Томас?

Она подходит к кровати с блокнотом в руке и строгим выражением на лице.

— Да?

— Я доктор Дженсен. — Она обходит кровать с другой стороны и начинает осматривать мою руку. — Как себя чувствуете?

— Нормально. Как Чарли?

Доктор сжимает мое плечо. Достаточно сильно, чтобы заставить меня скривиться от боли.

— Не знаю. Он в реанимации.

То, что она знает Чарли по имени, должно что-то значить, но голова работает не настолько хорошо, чтобы оценить, хорошо это или плохо.

— Он поправится?

— Об этом пока говорить рано, — не поднимая головы, отвечает доктор Дженсен.

— Когда нам разрешат его увидеть? — спрашивает Пол.

— Давайте не будем спешить. — Она просовывает руку мне под спину и заставляет приподняться. — Больно?

— Нормально.

— А так?

Она надавливает пальцем на ключицу.

— Нормально.

Обследование продолжается. Она ощупывает спину, локоть, запястье и голову. Потом пускает в ход стетоскоп и наконец оставляет меня в покое. Врачи похожи на игроков — всегда ищут верные комбинации. Пациенты для них — игровые автоматы: если достаточно долго выкручивать им руки, то рано или поздно сорвешь джекпот.

— Вам повезло, могло быть хуже. Кости остались целы, но есть повреждения мягких тканей. Вы почувствуете это, когда закончится действие болеутоляющих. Прикладывайте лед по два раза в день в течение недели, а потом придете для повторного осмотра.