Пепел на твоих губах - Вера Зверева

— Пока, мама.

— Не смей бросать трубку! Где ты сейчас? — вдруг взволновалась мать, у которой кончился поток оскорблений и угроз и теперь появился шанс снова потерять свою дочь, на этот раз надолго. Если не навсегда. — Скажи, куда уехала? Чтобы я не волновалась.

— И Ренату сказала?

— У меня здоровье плохое, сердце слабое! Не издевайся так над матерью! Я должна знать, где ты!

— Ни тебе, ни Ренату я больше ничего не должна.

— Я тебя найду! Ренат тебя найдет!

— Не найдет. И ты не ищи. Я позвоню еще. Когда-нибудь.

Вика отняла трубку от уха и сбросила вызов, несмотря на продолжающиеся из динамика крики.

Хватит.

Пусть все они — мама, Ренат, его отец, фальшивые друзья и бывшие коллеги — катятся куда подальше по пыльной дорожке. Она ампутирует себя из их жизни насовсем, а фантомные боли пройдут со временем.

За стеной послышался хлопок тяжелой металлической двери, которая никогда не запирается. Вика встала и подняла Монстра вместе с горшком.

— Пойдем, чудовище, отнесу тебя домой, — сказала она и решительно направилась к двери.

Прямо сейчас она точно не знала, что хочет найти в той квартире. Утешение? Понимание? Спасение? Или просто Андрея, шанс увидеть которого всё больше и больше превращался в её исцеляющий бальзам, обволакивающий открытые рваные раны, ожоги на поверхности души. Чёрные обугленные пятна её прошлого, бывшего когда-то мостами, а теперь сгоревшие окончательно.

Глава 22

Вика несколько минут стояла перед дверью, совершенно по-детски упираясь лбом в холодный шероховатый металл. Одна рука лежала на дверной ручке, а вторая прижимала к животу горшок с пальмой-подкидышем. В голове уже несколько раз пронеслись заготовленные слова для возвращения цветка и ненужных извинений. А потом ещё раз и ещё, и каждый раз это звучало всё бредовей и бредовей.

— Возьми себя в руки, Скворцова. Просто скажи: «Вот твой цветок и мне от тебя ничего не нужно». Чего сложного?

Но уговоры работали плохо, как обычно бывает с упрямыми пациентами. Вика, наконец, собралась и потянула дверь на себя, шагнула осторожно внутрь квартиры, прислушиваясь. Наверное, лучше было бы постучать. Это глупо идти вот так молча после всего, что происходило раньше.

В прихожей валялись кроссовки, будто их отфутболили за ненадобностью и без заботы о том, куда они приземлятся. Рядом лежала смятая серая футболка. Совсем не похоже не педантичный порядок по линеечке прошлого её визита. Лекарства лежали на столе горкой, а от сломанного об стену ящичка не осталось и следа. Выбросил, наверное.

Вика осторожно на цыпочках прошла большую комнату. Хорошо, что она была босиком и её ступни не производили ни малейшего шума. А ещё хорошо, что она пришла одетой, а не как в прошлый раз. Однозначно.

В дальней комнате, маленькой спальне, было темно от зашторенных окон и пусто, постель всё так же нетронута. С тех самых пор что ли? Или он каждый раз её так застилает. При общем бардаке в квартире, скорей это первый вариант, когда постель забыта напрочь, а лучшее пристанище теперь мятая подушка и диван в углу.

От негромкого, но резкого звука из-за спины Вика подпрыгнула и развернулась. Но это всего лишь включился душ в ванной комнате. Вот и Андрей нашёлся, хотя выходит Вика опять не вовремя. Может прийти попозже? Или просто оставить горшок с пальмой на столе и это будет достаточным объяснением. Или Андрей совсем не поймет, что она имеет в виду и только сильней расстроится, что ему вот так, молча, бросили его подарок и извинения в лицо. Блин.

Вика закусила губу в сомнениях и так же на пальчиках направилась к ванной, не понимая, зачем она скрывается. Толкнула осторожно деревянную дверь, медленно приоткрывая её. В каком-то смысле, ей просто не хотелось напугать Андрея, он и без того, должно быть, очень нервный в последние дни.

Внутри было светло и прохладно, темно-серые стены в плитке под цвет бетона и чёрные рамы просторной душевой кабины вместо ванны, у самых дверей обрезанные джинсовые шорты на полу. А внутри кабины Андрей.

Крупные капли ползли по абсолютно прозрачному стеклу, ни на толику не скрывая его обнаженного тела, лишь искажая очертания, превращая его в колеблющийся мираж. Тонкие упругие струи воды били в широкие плечи, взрываясь фонтанчиками брызг, ползли по спине и рукам, по голым ягодицам и бедрам. Падали вниз разбиваясь на сверкающие мириады капелек. Вика беззвучно вдохнула, ловя каждый миллиметр тела своим взглядом. Выдохнуть не получалось.

Он был красив, он был завораживающе притягателен, проводящий пальцами по мокрым волосам, гладящий ладонями усталые плечи. В пальцах Вики зарождались электрические импульсы, будто это она касается его кожи. Она замерла в дверях, вместо того чтобы сразу покинуть комнату, и оставить человека в своем уединении. Но не смела позволить себе этого, не хотела, не могла не поддаться искушению остаться и продолжать любоваться им. Лишь едва сдерживаясь от того, чтобы не уронить цветок и не войти к нему под прохладные струи душа. Никакой холодный душ не смог бы сейчас остудить ее зарождающихся чувств и желаний. Её нужды!

Она едва боролась с притяжением, которое манило её к объекту ночных мечтаний и страхов, терзаний и сомнений, расплавляющих в страсти снов.

Это было сумасшествие наяву, это были медленно оплавляющиеся синапсы мозга, туман в замутненном сознании и выжигающие вспышки одновременно. Его идеальное тело, его невероятные шрамы, его руки, его шея, которую хотелось укусить в ответ… Его тихий голос мягким стоном, раздающийся и разлетающийся эхом в каменной комнатке.

Вика сделала беззвучный шаг назад, цепляясь плечом о дверной проем. Нереальный мираж с телом Андрея расплывался перед глазами, наслаждаясь мягкими потоками воды по коже и прикосновениями собственных рук. Рук, что не только оглаживали плечи и бедра, но и исчезали из вида, рисуя на животе извилистые линии и опускаясь всё ниже и ниже. Новый стон был едва слышен из-за шума воды, но Вика словно ощутила вибрацию этого звука собственной кожей, увидела, как он запрокинул голову, подставляя лицо под поток.

Она знала, как он закрывает глаза, видела это в своем воспаленном сознании. Видела, как он ласкает себя, растворяясь в удовольствии, могла представить каждый невидимый ей сейчас участок тела, потому что отчетливо и болезненно помнила всё, чего могла коснуться в тот самый раз, когда они были близки. Всё, что касалось её тела и что было в ней.

Она сжала