Молотов. Тень вождя - Борис Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хрущев мне напоминал прасола. Прасола мелкого типа. Человек малокультурный, безусловно. Прасол. Человек, который продает скот.
Ошибка Сталина в том, что он никого не подготовил на свое место. Хрущев не случаен. Конечно, не по Сеньке шапка. Но и в нашей группе не было единства, не было никакой программы. Мы только договорились его снять, а сами не были готовы к тому, чтобы взять власть».
Драматические события июня 1957 года стали пиком политической карьеры Молотова и одновременно — началом его глубочайшего падения в пропасть политического небытия. Поэтому интересно рассмотреть случившееся с точки зрения основных участников — не только Молотова, но и Кагановича, Маленкова, Хрущева, Жукова и других.
Обстановку, в которой сформировалась «антипартийная группа», хорошо описал в своих мемуарах Каганович:
«Вообще Хрущев “разошелся” и начал давать интервью иностранцам без предварительного согласования с Политбюро, то есть нарушая установившийся ранее порядок. Вдруг, например, Политбюро узнает, что Хрущев выступил
по телевидению по международным вопросам, ничего никому заранее не сказав. Это было грубым нарушением всех основ партийного руководства внешними делами. Политбюро никогда не давало такого права выступать публично без его разрешения и предварительного просмотра даже высокоэрудированным дипломатам, а тут мы тем более знали недостаточную компетентность, “изящность” и обороты его ораторского искусства, и мы были обеспокоены, что он может “заехать не туда”. Этот вопрос был нами поставлен на Президиуме. Разговор был большой и острый. Хрущев обещал Президиуму впредь не допускать подобных явлений, соблюдая существующий порядок. После событий 1957 года и смены Президиума он, как полновластный “хозяин”, отменил этот порядок и выступал вовсю сам, где угодно и как угодно. Здесь уже, по преимуществу, работали литературные “помощники”, современные “роботы” — и писали, и писали, а он читал и читал до того, что язык уставал, зато голова отдыхала.
Наибольший организаторский “талант” Хрущев проявил в “великой” реорганизации государственного аппарата. Не буду здесь излагать подробно всю эту реорганизацию — она известна. Были ликвидированы почти все хозяйственные министерства. Были созданы Советы Народного Хозяйства. Сама по себе идея совнархозов могла бы принести пользу при сохранении министерств, хотя бы и сокращенных, если бы эти совнархозы были тесно связаны с территориальными, республиканскими и областными центрами и имели определенный круг предприятий, которые полностью им подчинялись. В особенности это относится к местной промышленности в широком ее понимании. Но если вначале совнархозы были ближе к областному делению, то вскоре начался их отрыв от областного деления. '
Некоторые члены Президиума ЦК вносили предложение о создании Высшего Совета Народного Хозяйства СССР. Вначале это было объявлено Хрущевым “консервативным сопротивлением” всей реформе, а потом он сам же начал создавать совнархозы республик, в том числе совнархоз РСФСР, затем был и организован Всесоюзный Совет Народного Хозяйства. В каждом из них создавались отраслевые, комплексно-территориальные органы — это была сплошная, перманентная перетасовка. Потом, когда жизнь
дала почувствовать, что современный процесс специализации индустрии требует соответствующей организации, были созданы, вместо упраздненных министерств, отраслевые комитеты --1 вначале в пределах Госплана, а потом самостоятельные государственные комитеты, почти с правами и функциями министерств (и для пущей важности даже названные министерствами, но кастрированные и, следовательно, бессильные). Поэтому этот суррогат госкомитетов в сочетании с гигантскими совнархозами не мог выдержать жестокой критики жизненной действительности.
Что касается местных совнархозов, я лично полагал бы, что при облисполкомах могли бы быть такие хозяйственные органы под тем или иным названием. Они, эти органы, должны объединять определенные группы предприятий: ширпотреба, металлообрабатывающие, стройматериалов, пищевые и тому подобное — с тем, чтобы они удовлетворяли значительную часть потребностей населения. Они сыграли бы важную роль в территориальном кооперировании предприятий, например изготовлении деталей для машин, в частности автотранспорта, и вообще сократили бы дальние и встречные перевозки. Эти органы (совнархозы или под другим наименованием) должны быть подчинены облисполкомам, Советам, они должны быть прибыльными и повышать уровень жизни населения, в первую очередь своих рабочих.
Хрущев и здесь, с вопросами о совнархозах, испортил неплохую идею. При правильной организации она могла бы принести пользу, если бы не стремление Хрущева открывать свою «эврику» и в мировом масштабе.
Был организован всенародный плебисцит, предложения были приняты, но они не обнаружили устойчивости. Можно предположить, что здесь была цель получить “побочный”, а может быть, и главный эффект — перешерстить, перелопатить или, говоря по-троцкистски, перетряхнуть кадры министерств и их местных органов и заменить “неблагонадежных” и неверных новому руководству другими, своими кадрами. Сомнительно, чтобы это дало желаемые результаты, а вред народному хозяйству эта “великая” хрущевская реорганизация принесла.
Особенно несуразным, противоречащим основам нашего партийного строительства, явилось проведенное по его предложению разделение руководящих областных партор-
ганов на промышленные и хозяйственные. Вред такого новшества настолько очевиден, что доказывать это и не требуется.
Известно, что крупнейшим вопросом был вопрос о животноводстве. Еще до XX съезда на Пленумах ЦК и на самом XX съезде со всей остротой ставился этот вопрос. В отчете ЦК было предупреждение от легковесного подхода к этому делу.
Но вот после съезда, не успев добиться ничего серьезного в осуществлении директив съезда по животноводству, Хрущев коренным образом изменил указания съезда. Это изменение Хрущев сделал не в деловом предложении для серьезного обсуждения и решения, а опять же на митинге при открытии Сельскохозяйственной выставки весной 1957 года.
Не доложив Президиуму ЦК, Совету Министров’ не поговорив даже с кем-либо из товарищей (видимо, опять же для того, чтобы удивить всех), Хрущев в присутствии всех членов Президиума провозгласил новую генеральную задачу партии и государства. “Мы, — сказал он, — ставим нашей генеральной задачей в области животноводства — догнать и перегнать США в 1960 году по развитию животноводства, по поголовью скота”. Провозглашая эту привлекательную, заманчивую задачу, он никаких деловых расчетов не привел, потому что у него их не было. “Мы, — заключил он, — можем и должны выполнить эту задачу. Вся партия, народ, колхозники должны взяться и выполнить эту задачу”.
Это был митинговый призыв, а не научно обоснованный план, нигде и никогда не обсуждавшийся — ни в Президиуме ЦК, ни в Совете Министров. Все члены Президиума ЦК были возмущены этой новой субъективистской выходкой Хрущева. В нарушение обычая члены Президиума не пошли после митинга на совместный обед, а разошлись по домам. Хрущев был смущен этим, хотя вначале подошел к нам с хвастливым видом изобретателя “великой идеи”. На завтра был созван Президиум ЦК, на котором мы обсуждали этот вопрос. Члены Президиума, каждый по-своему, раскритиковали Хрущева, прежде всего за то, что он не доложил заранее свое предложение. Члены Президиума предложили Хрущеву доложить Президиуму свои расчеты и мероприятия, обеспечивающие возможность и реальность выполнения поставленной задачи.