Первый блицкриг, август 1914 - Барбара Такман

Тревога генерала Ланрезака, получившего донесение из Уй, усилилась. Восьмого августа он отправил в главный штаб своего заместителя генерала Эли д'Уасселя, чтобы тот доказал Жоффру существование угрозы охвата с фланга, исходящей от правого крыла германских армий. Главный штаб назвал высказанные опасения «преждевременными»; такой маневр «не соответствовал бы средствам, имевшимся в распоряжении противника».

Из Бельгии поступали новые доказательства подготовки мощного наступления, однако «творцы плана-17» всему находили свое объяснение: бригады, замеченные в районе Уй, выполняли «особое задание», или источники информации считались «подозрительными», нападение на Льеж было предпринято только для захвата плацдарма. Десятого августа Генеральный штаб вновь выразил «убеждение в том, что главного наступления немцев через Бельгию не будет».

Озабоченный подготовкой собственного наступления, французский Генеральный штаб хотел знать точно, будет ли бельгийская армия сдерживать натиск немцев до присоединения к ней 5-й армии и английских войск. Жоффр отправил к королю Альберту еще одного эмиссара, полковника Адельберта, с личным посланием от президента Пуанкаре, в котором выражалась надежда на «согласованные действия обеих армий». Этот офицер, прибывший в Брюссель одиннадцатого августа, получил тот же ответ, что и его предшественники, а именно: если немецкое наступление будет развиваться так, как это предвидит король Альберт, то Бельгия не станет рисковать своей армией, которая может оказаться отрезанной от Антверпена.

Полковник Адельберт, горячий сторонник идеи «порыва», не решался доложить о пессимизме короля главному штабу. Он был избавлен от этой тяжелой обязанности, потому что на следующий день началось сражение, из которого бельгийцы вышли увенчанными славой.

Уланы, пробивавшиеся к Лувэну, были встречены мощным огнем спешенных бельгийских кавалеристов под командованием генерала де Витта у моста в районе Элена. Используя своих конников и другие пехотные части, де Витт повторил успех генерала Моргана в Теннесси. С шести утра до восьми вечера дружные винтовочные залпы его солдат сдерживали непрерывные сабельные атаки германских кавалеристов. Поле боя усеяли трупы уланов из отборных эскадронов фон Марвица. В конце дня остатки кавалерийского отряда отошли. Славная победа, которую счастливые корреспонденты называли решающей битвой войны, вызвала у бельгийских генералов и их французских коллег прилив энтузиазма: они уже видели себя в Берлине. Полковник Адельберт информировал главный штаб о том, что «отступление германской кавалерии следует считать окончательным. По-видимому, немцы отложили или даже отказались от намерения наступать через центральную часть Бельгии».

Этот оптимизм казался оправданным ввиду продолжающегося сопротивления фортов вокруг Льежа. Каждое утро заголовки бельгийских газет с триумфом возвещали: «Форты будут держаться вечно!» Двенадцатого августа, в день битвы под Эленом, прибыли германские осадные орудия, чтобы покончить с этим хвастовством.

Льеж был отрезан от окружающего мира, и, когда огромные черные пушки привезли на его окраины и установили неподалеку от фортов, единственными свидетелями этого зрелища были лишь местные жители. Один из них сравнил этих монстров с «обожравшимися слизнями». Сидящие на корточках чудища имели бочкообразные стволы, утолщенные цилиндрами амортизаторов, уродовавших их спины, подобно опухолевым наростам. Орудия стояли, обратив свои пасти к небу. К вечеру двенадцатого августа одно из них было приведено в боевую готовность и нацелено на форт Понтисс. Артиллеристы, закрыв глаза, уши и рты специальными повязками, растянулись на земле, приготовившись к выстрелу, который производился электрически с расстояния триста метров. В шесть тридцать вечера Льеж содрогнулся от грохота. Снаряд, описав дугу, поднялся на высоту 1200 метров и через минуту достиг цели. Над фортом поднялось коническое облако пыли, дыма и обломков. К этому времени к Льежу уже доставили 305-миллиметровые орудия «Шкода», которые начали обстрел других фортов. За стрельбой с церковных колоколен и аэростатов наблюдали корректировщики. Защитники фортов слышали душераздирающий вой снарядов, чувствовали, как с каждым выстрелом они ложились все ближе и ближе. Наконец благодаря усилиям корректировщиков снаряды стали с оглушительным грохотом рваться прямо над головой, пробивая бетонные перекрытия. Снова и снова падали снаряды, разрывая людей на куски, удушая их едким пороховым дымом. Рушились потолки и галереи; огонь, дым и оглушительный грохот наполнили казематы, солдаты доходили до «истерики, обезумев от ужасного чувства ожидания следующего выстрела».

До того как в дело вступили пушки, только один форт был взят штурмом. Форт Понтисс, выдержав сорок пять выстрелов за сутки бомбардировки, оказался настолько разрушенным, что его без труда тринадцатого августа захватила пехота. В тот же день пали еще два форта, а четырнадцатого августа — остальные, расположенные на востоке и севере от города. Немцы уничтожили их орудия; путь к северу от города стал свободен. Началось продвижение войск 1-й армии фон Клюка.

Осадные орудия затем перебросили к западным фортам. Одно из 420-миллиметровых орудий немцы повезли к форту Лонсэн через весь город. Селестэн Демлблон, депутат от Льежа, находился в это время на площади Святого Петра, когда вдруг увидел «артиллерийское орудие таких колоссальных размеров, что даже не верилось глазам». Монстра, разделенного на две части, тащили 36 лошадей. Мостовая сотрясалась. Толпа безмолвно, оцепенев от ужаса, наблюдала за перемещением этой фантастической машины. Слоны Ганнибала наверняка меньше удивили римлян! Солдаты, сопровождавшие орудия, шли напряженно, почти с ритуальной торжественностью. Это был Вельзевул в образе пушки! В парке д'Аврой орудие собрали и точно нацелили на форт. И вот раздался ужасающий грохот, толпу отбросило назад, земля колыхнулась, как при землетрясении, и в соседних домах вылетели стекла.

К шестнадцатому августа немцы захватили одиннадцать из двенадцати фортов; держался только форт Лонсэн. В перерывах между бомбардировками к генералу Леману шли парламентеры с белыми флагами, требуя капитуляции. Генерал решительно отверг эти предложения. Шестнадцатого августа в склад боеприпасов угодил немецкий снаряд и взорвал форт изнутри. Немцы, ворвавшиеся через проломы, обнаружили под обломками стены казавшееся безжизненным тело генерала Лемана, его адъютант с почерневшим от копоти лицом неподвижно стоял рядом. «Отдайте почести генералу, он мертв», — сказал он. Но Леман был жив, он находился в бессознательном состоянии. Его привели в чувство и отнесли на носилках к генералу Эммиху.

Вручая ему свою саблю, Леман сказал: «Я был взят в плен в бессознательном состоянии. Отметьте этот факт в своем донесении». «Эта сабля достойно защитила вашу воинскую честь, — ответил Эммих. — Возьмите ее». Позднее Леман писал королю Альберту из германского плена: «Я бы с радостью отдал свою жизнь, но смерть отказалась от меня».

Его противники, генералы Эммих и Людендорф, были удостоены высшей военной награды — сине-бело-золотого креста «За заслуги».

На другой день после падения форта Лонсэн 2-я и 3-я армии перешли в наступление. Начался марш правого крыла германских армий через Бельгию. Немцы не планировали наступления раньше пятнадцатого августа, поэтому Льеж задержал движение германских войск всего на два дня, а не на две недели, как думали все. Но Бельгия дала союзникам не передышку на два дня или две недели, а повод для войны и пример ее ведения.