Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы - Чарльз Брокден Браун

Все, однако, прояснилось, когда я вспомнил о собственном печальном опыте. Клитеро закопал свое сокровище сам, так же как и я сам спрятал письма под стропилами, Но мы оба действовали неосознанно, во сне. Воля и чувства тут ни при чем. К каким ужасным последствиям это может привести, ввергнув человека в круговорот ужасных бед и ошибок!

Именно так и случилось с Вашим покорным слугой. Ведомый не подвластными мне силами, что теперь уже очевидно, я преодолел во сне путь от своей комнаты в доме дяди до безлюдных дебрей дикой пустоши, где долго блуждал по каменному лабиринту пещеры, пока не оказался на краю глубокой впадины. Один неверный шаг, и я, сорвавшись, полетел вниз головой. При падении я ударился и пребывал в бесчувственном состоянии всю ночь и весь следующий день.

Как мало разбираются люди в делах и побуждениях друг друга! И как часто мы сами не способны разобраться в себе! Кто бы стал искать меня в чреве горы? Могло пройти немало лет, прежде чем какой-нибудь любознательный путешественник набрел бы на мои кости.

Тут мне пришлось отвлечься от своих размышлений, поскольку вернулся Сарсфилд, сообщивший, что Клитеро все еще без сознания, однако, несмотря на его многочисленные тяжелые раны, при правильном лечении есть шанс, что он поправится.

Обрадованный этим известием, я снова воззвал к состраданию моего друга. Но Сарсфилда бросало в дрожь при одной мысли о непосредственном контакте с Клитеро, Он сказал, что, возможно, со временем произойдет какая-то перемена в его чувствах, пока же ему трудно воспринимать этого человека иначе, чем как опасного безумца, чью болезнь нельзя исцелить и чье дальнейшее существование лишь умножит скорби самого Клитеро и скорби других людей.

Видя, как он противится всему, что могло бы помочь несчастному ирландцу, я спросил, не нуждается ли тот в хирургическом вмешательстве. Сарсфилд ответил, что ему требуются лишь обычное лечение и надлежащая обработка ран, а потому от умудренных опытом здешних женщин, умеющих пользовать травами и индейскими снадобьями, будет гораздо больше пользы, чем от профессионального врача. Эти женщины отзывчивы и милосердны, они ничего не знают о нем и не питают к страждущему грешнику никакой неприязни.

Между тем Сарсфилд настаивал, чтобы я перебрался к Инглфилду, да и мой почтенный друг уже с нетерпением ждал встречи со мной. Мои раны были поверхностными, а ночной отдых ощутимо помог мне восстановить силы, На следующий день я отправился в путь, оставив Клитеро под присмотром местных жителей.

Сарсфилд должен был ехать в Виргинию, где его ждали дела, отложенные ненадолго ради посещения Солсбери. Он предполагал вернуться не позже, чем через месяц, а потом обещал взять меня с собой в Нью-Йорк. Я постоянно ощущал его отеческую заботу обо мне, и он настоятельно просил, пока мы будем в разлуке, сообщать ему обо всем, что происходит в моей жизни, – словно я действительно был его сыном. Вскоре мы прибыли к Инглфилду, где я собирался погостить вместе с сестрами до возвращения Сарсфилда.

Тем временем беспокойные мысли не покидали меня, Я думал о Вас, об Уэймуте и, особенно, о Клитеро. Тело его представляло собой сплошную рану, он был истощен, обескровлен, словом, все оказалось хуже, чем я предполагал. Постоянно справляясь о его самочувствии, я планировал в ближайшие дни съездить к нему, чтобы он наконец узнал правду о миссис Лоример, что, как я надеялся, должно было благоприятно сказаться на нем, изменив его настроение в лучшую сторону. Поэтому я ожидал нашу встречу и предстоящий разговор с воодушевлением.

Но меня постигло жестокое разочарование. В то утро, когда я намеревался навестить Клитеро, посыльный принес мне печальную новость: хозяева дома, в котором находился больной, обнаружили, что он исчез – поднялся посреди ночи с постели и ушел в неизвестном направлении, Найти его не удалось.

Да, мой друг, должен еще поделиться с Вами тем, что недавно стало известно о Вашем брате. Наконец спала завеса тайны, скрывавшая обстоятельства гибели Уолдгрейва. До сих пор у меня не было никаких догадок на этот счет, но теперь я знаю, что случилось.

Спустя три дня после описанных событий вернулась в свою хижину Королева Мэб. Ее схватили по подозрению в том, что она помогала индейцам во время их последнего набега. Под спудом предъявленных ей обвинений старуха нисколько не стушевалась, а, напротив, с бесстрашной готовностью и даже с гордостью признала свое участие в злодеяниях соплеменников, что, по ее словам, было местью соседям за издевательства и оскорбления, которые она тут же не преминула перечислить.

Речь шла прежде всего об их высокомерном поведении по отношению к ней и нежелании потакать ее нелепым прихотям и абсурдным требованиям. Жители Четаско, в отличие от населения Солсбери, не считали нужным мириться с ее «чудачествами», и мыслями Королевы Мэб завладели мечты об отмщении. Став угрюмой и раздражительной, она все больше времени проводила в одиночестве.

Иногда ее навещали соплеменники. Вот и в тот раз она приютила их отряд. Настроены индейцы были враждебно и, затаившись в хижине Деб, старались до поры до времени не привлекать внимания к своему появлению поблизости от окрестных ферм. В силу только им известных причин они решили пока отсрочить уже намеченный набег, Однако один из них, самый злобный и кровожадный, не хотел возвращаться восвояси, не получив хоть какого-то удовлетворения снедавшей его жажды мести. Под покровом ночи он направился в Солсбери, дабы отвести душу, напав на первого встречного. Судьбе было угодно, чтобы этим встречным оказался Ваш несчастный брат. Вопреки обычаю брать трофеи, убийца благоразумно не стал снимать с жертвы скальп, благодаря чему никто даже не заподозрил, что на Уолдгрейва напал индеец.

Совершив задуманное, удовлетворенный дикарь воссоединился с теми, кто ждал его в хижине, после чего индейцы ушли, но через три недели вернулись уже в составе многочисленного отряда, чтобы причинить местным жителям более существенный вред и разрушения. Королева Мэб во всем поддерживала соплеменников и направляла их, поскольку, как она потом объяснила, они бросили вызов ее обидчикам. Будучи упрямой и безрассудной, она не ушла к индейцам, а предпочла остаться в своей ветхой хижине, готовая принять любые последствия случившегося.

Дознание по этому делу с новой силой всколыхнуло во мне отчаяние и горе, вызванные потерей друга. Но был и положительный момент: теперь я знал, кто убил Вашего брата, и больше не мучил себя сомнениями, подозревая невиновного. Отчасти утешало меня и то, что убийца мертв, причем, вероятнее всего, от моей руки. Злодей, проливший кровь Уолдгрейва, получил по заслугам и уже не сможет никому навредить, правосудие свершилось.

Итак, я поведал Вам о своих злоключениях, выполнив обещание, о котором не забывал ни на минуту. Как только мне удалось найти в себе силы взяться за перо, я тут же воспользовался этим, чтобы сообщить Вам о том, что со мной произошло. Какие-то детали я наверняка упустил – трудно вот так сразу все вспомнить, – но, надеюсь, у меня еще будет возможность дополнить рассказ, когда мне позволят здоровье и досуг.

Оглядываясь назад, я удивлен, как много времени потребовалось на это письмо. Казалось, хватит и нескольких дней, однако одну страницу сменяла другая, и так – неделя за неделей, пока наконец я не приблизился к завершению моей истории. Не буду больше пытаться что-то добавлять, затягивая отправку письма, лучше поскорее отошлю его Вам, чтобы потом уже в личной беседе обсудить все с Вами и поделиться мыслями о будущем. Как только я повидаюсь с Сарсфилдом, незамедлительно навещу Вас. Прощайте.