Рождение волшебницы. Книга 2. Жертва - Валентин Маслюков

Изумление, написанное у нее на лице можно было принять за следствие полученной встряски. Но Золотинка и в самом деле не понимала, терялась в предположениях, почему хотенчик, побывав в руках старшины, кинулся к ней со страстью?

— Ну, что ты теперь скажешь? — пренебрежительно произнес старшина, казалось однако, он ни в каких разъяснениях не нуждался.

— Вы думаете, это какая-то военная хитрость что ли? Так вы думаете? — спросила Золотинка с простодушием даже излишним.

— Именно, — подтвердил старшина при полном одобрении круга. — Мы не особенно в этом сомневается. Мы склоняемся к такого рода догадке, — говорил он, обводя смеющимися глазами товарищей. — Мы даже так себе кумекаем, что ежели к твоей рогульке приладить железный клюв… или острие… да смазать заветным ядом… — продолжал он, не спуская с Золотинки глаз.

— Девка и в ядах знает толк! — крикнули из толпы. — Мы тут колобжегские законники. Так мы это породу вот как знаем! Дядька ее злостный курник. А девка втерлась к лекарю Чепчугу Яре. Лучше его никто яды не разбирает! — Того, кто кричал, можно было определить по движениям в толпе — люди оборачивались, но сам колобжанин, сколько ни тянулся, не сумел себя показать и только возвышал голос, отмечая каждое высказывание выкриком.

Золотинка не разглядела обвинителя и вынуждена была отвечать в толпу, вообще:

— Вот глупости! — Но домашнее «вот» никак не получилось, оттенки и всякие необязательные слова, придающие речи смягченное выражение, не вязались с надсаженным голосом. — Глупости! — повторила она, отбросив не только слабенькое, несчастное «вот», но и все остальное, что имела бы сказать в спокойной беседе.

Старшина живо обернулся к Золотинке:

— Выходит, ты училась у лекаря. Ты знаешь яды?

— Причем тут это? Я не понимаю.

— Я спрашиваю: приходилось тебе иметь дело с ядами? Приходилось или нет?

— Некоторые яды используются как лекарства. Например, для наружного применения.

— Это не ответ.

— Я делала все, что поручал Чепчуг Яря, ученый муж выдающейся известности.

— Мы не обсуждаем сейчас достоинства колобжегских лекарей.

— А что же мы обсуждаем?

— Сказанный Чепчуг, известный муж выдающейся учености, поручал тебе приготовление ядов?

Золотинка заколебалась, с ужасом чувствуя, что проваливается — всякое ее слово падает в пустоту, самые простые вещи и понятия утратили определенность, обнаружив свое двусмысленное и зыбкое существо.

— Несомненно, среди тех лекарств, которые мне приходилось готовить, растирать и смешивать под руководством Чепчуга Яри, были и яды. Как не быть.

— Среди тех лекарств были яды. Ты что, не знала назначение лекарств?

— Что вы от меня хотите?

— Ты готовила яды?

— Да, готовила.

Старшина расправил плечи и вздохнул, оглядываясь, как исполнивший трудное дело человек. И круг, свидетель блистательного законченной перепалки, оживился, вознаграждая себя за недолгое молчание игривым говором. Переменил положение Юлий: сложил руки на груди и вскинул голову, пытаясь усвоить горделивую осанку. Но горделиво не вышло — с усилием. И руки на груди лежали как-то неловко, он снова завел их за спину и сцепил. Понятно, что в этом положении трудно было держать голову высоко, взор его снова поник.

— Причем здесь яды? — беспомощно воскликнула Золотинка. — Если у кого под лавкой топор, так он что — бабушку убил?

— И кстати, — быстро возразил старшина, не давая кругу задуматься, — зачем тебе топор?

— Какой топор? — сбилась Золотинка.

— Который в руках. Для чего ты нянчишь свою рогульку?

— Опять! Начинается! Сразу что-то нехорошее на уме — да?

Толпа приветствовала Золотинкину горячность поощрительными смешками и выкриками.

— Ладно! — отчаянно продолжала Золотинка. — Мне нечего скрывать. Пожалуйста! Могу объяснить. Эта рогулька вышла у меня почти случайно, когда я попала в плен к людоеду, к оборотню. И вот эти невинная штука меня спасла. Когда волк подержал ее в зубах, оборотень, она полетала, показывая путь, и он ушел. Он будет идти за ней в поисках счастья… или не знаю чего. — Кто-то совсем близко за Золотинкиной спиной прыснул. — Может, он что-то поймет в своих скитаниях, не знаю. А я… То есть, кто подержит рогульку в руках, то она… — запнулась Золотинка, сообразив, что теперь нужно объяснить происхождение Юлиевой шишки. И вообще растолковать кругу философическое значение синяков на пути к счастью. — То есть хотенчик, так я называю рогульку, он ведет туда, где у человека надобность. Я как раз хотела попросить княжича Юлия о помощи в одном важном для меня деле. Ну вот, рогулька и заторопилась. Больше ничего.

— То есть неправильно будет полагать, что твоя надобность состояла в том, чтобы стукнуть великого государя по лбу?

— Да, неправильно.

— А какая такая сокровенная надобность имелась у меня? Почему рогулька из моих рук кинулась на тебя? Я тоже ожидаю от тебя помощи? Или счастья? — Загорелая рожа старшины перекосилась и сморщилась в предчувствии чего-то особенно смешного.

— Не знаю, — угрюмо отвечала Золотинка. — Откуда я знаю? Может, в самом деле я могла бы тебе чем-нибудь помочь. А может, рогулька свихнулась. Или у нее развиваются дурные наклонности.

— Дурные наклонности! — обрадовался старшина и вскинул руку, чтобы остановить гомон. — Но это именно то, о чем мы тебе напрасно толкуем.

— Как? — глупо удивилась Золотинка.

— А ну-ка, брось сейчас свою палку, брось! — продолжал он, не сбавляя напора. — Давай-ка мы испытаем наклонности этой невинной цацки. Ты уверена, что она ни на кого не бросится и не искусает?

Золотинка поежилась, вовсе как раз в этом не уверенная.

— Послушайте, — молвила она с деланной беззаботностью и повела рукой, чтобы показать внутреннюю свободу. Но жалкий это был жест, незаконченный. — Все можно истолковать превратно. Всякое лыко в строку. Если все это для того, чтобы поставить мне в вину государеву шишку, так я вину признаю. И приношу государю извинение за необузданную рогульку. Я глубоко сожалею о несчастном происшествии. Надеюсь, что больше этого не повторится. Я буду за ней следить. Видите, здесь есть веревочка, я привязала веревочку, чтобы держать хотенчик на привязи.

Юлий безмолвствовал. Напрасно Золотинка рассчитывала вывести его из равновесия и втянуть в перепалку. Он молчал и это было хуже всего.

— Мы тоже надеемся, — сказал старшина. — И даже надеемся подкрепить наши упования чем-нибудь существенным. А сейчас давай посмотрим не свихнулась ли опять твоя миролюбивая палка. Можешь ты приказать ей, чтобы перелетела ко мне?

— Вряд ли. Я ничего, по сути, не могу ей приказать. Приказов она не слушается.

— Ну так пусти ее и мы узнаем, чего она слушается.