Галактика в огне - Бен Каунтер

Он был одним из достойнейших противников, именно поэтому Люций жаждал с ним схватиться.

Мастер меча запрыгнул на бронированный скат «Лэнд Рейдера» и стал карабкаться наверх, пока не оказался лицом к лицу с Чармосианом. Вокруг свистели болтерные снаряды, но Люций ничего не замечал.

Все его мысли были заняты предстоящим боем.

– Мы привили тебе слишком много гордости, – сказал Чармосиан, широко замахиваясь своим смертоносным жезлом и целясь точно в грудь Люция.

Люций поднял меч, чтобы отразить выпад, и танец вступил в новую ожесточенную фазу. Чармосиан был хорошим бойцом, одним из лучших в Легионе, но Люций год за годом тренировался ради подобной схватки.

Крозиус капеллана был слишком тяжел, чтобы его отбить, и Люций позволил ему просто соскользнуть по лезвию, а Чармосиан снова и снова наносил размашистые удары, вкладывая в них все больше сил.

Еще немного. Еще несколько мгновений, и Люций получит свой шанс.

Он восхищался даже ненавистью Чармосиана, ощущая ее как нечто яркое и освежающее.

Люций понял план атаки Чармосиана и мысленно смеялся над его грубым замыслом, сквозившим в каждом ударе. Чармосиан хотел покончить с Люцием одним могучим ударом, но его жезл при размахе улетал слишком далеко и слишком медленно возвращался, пока капеллан собирался с силами.

Люций, смеясь, высоко поднял меч и успел нанести удар по поднятым рукам капеллана. Жезл покатился по земле, а Чармосиан взревел от боли, видя, как его отрубленные по локоть руки падают следом.

Музыка сражения гремела вокруг, и Люций позволил звукам и вспышкам питать его обостренные чувства. Бой занял довольно большое пространство, но для мастера меча важна была только эта победа.

– Ты знаешь, кто я, – сказал Люций. – И твоя последняя мысль будет о поражении.

Чармосиан попытался заговорить, но слова не успели сорваться с его губ – меч Люция описал широкую дугу, и голова капеллана слетела с плеч.

На позолоченную броню «Ланд Рейдера» хлынула багряная кровь. Люций поймал отлетевшую голову и высоко поднял, чтобы это видели все сражавшиеся воины.

Вокруг него тысячи Детей Императора бились насмерть, но отряд Эйдолона, атакуемый с двух сторон, остановился перед укреплениями дворца и отступил. Тарвиц организовал контратаку, и наступление окончательно захлебнулось.

Люций со смехом смотрел, как командирский танк Эйдолона, украшенный победными знаменами, перелез через груду обломков и поспешил скрыться с поля боя.

Верные Императору Астартес выиграли это сражение, но Люций внезапно понял, что ему это безразлично.

Он одержал победу в собственном сражении и, вытаскивая голову Чармосиана из шлема-черепа, знал, что получил все необходимое, чтобы песня смерти продолжала звучать в его сердце.

В Песенной Часовне воцарилась тишина. Возле ее стен полегли сотни бойцов в исковерканных и разбитых пурпурно-золотых доспехах, в трещинах разбитых мраморных плит скапливалась кровь. Кое-где между телами попадались почерневшие от копоти останки Пожирателей Миров, погибших во время первой атаки на Хорал.

Вход во дворец перегораживала массивная баррикада, а в ближайшем зале апотекарии из верных отрядов наскоро подлечивали раненых воинов.

Тарвиц нашел Люция, занятого чисткой меча. Отполировав лезвие, тот использовал острый кончик для нанесения новых шрамов на свое лицо. Рядом с ним лежал череполикий шлем.

– Зачем тебе это? – спросил Тарвиц.

Люций поднял голову.

– Хочу, чтобы убийство Чармосиана запомнилось надолго.

Тарвиц понимал, что должен одернуть мастера меча и указать не недопустимость следования варварским, диким обычаям, но здесь, среди предательства и смерти, любые нотации казались смешными и нелепыми.

Он присел на корточки рядом с Люцием. После недавней битвы у входа во дворец у Тарвица от усталости болели руки и ноги, а на доспехах появилось множество царапин и вмятин.

– Хорошая работа, – произнес он, ткнув пальцем в сторону шлема. – Я видел, как ты его убил. Прекрасный удар.

– Прекрасный? – повторил Люций. – Это больше, чем прекрасный удар. Это искусство. Ты, Саул, никогда не имел склонности к изяществу, так что я не удивляюсь, что ты не смог этого оценить.

Люций произнес эту тираду с улыбкой, но, к своему огорчению, Тарвиц распознал вспышку настоящего раздражения и отблеск раненой гордости в его глазах.

– Есть какие-то новые передвижения? – спросил он, меняя тему.

– Нет, – ответил Люций. – Эйдолон не станет возвращаться, пока не произведет перегруппировку.

– Продолжай наблюдение, – распорядился Тарвиц. – Если стража расслабится, Эйдолон сможет застать нас врасплох.

– Он не станет бросаться на прорыв, – пообещал Люций. – По крайней мере, пока я здесь.

– Надеюсь, что так, – согласился Тарвиц, желая убедиться, что Люций реально оценивает их положение. – Каждый раз, когда он атакует, мы теряем воинов. Если он станет наносить быстрые и частые удары, нас останется слишком мало, чтобы удерживать все позиции. Удар с двух сторон дорого ему обошелся, но и мы потеряли слишком много людей.

– И все же мы видели, как он отступает, – заметил Люций.

– Да, – кивнул Тарвиц, – но это было организованное отступление, так что я пришлю отряд воинов для наблюдения.

– Это означает, что мне ты не доверяешь нести стражу, так?

Злобный тон изумил Тарвица.

– Нет, дело совсем не в этом. Я только хочу, чтобы здесь было достаточно воинов для отражения следующей атаки. А мне пора проверить западные укрепления.

– Да, конечно, ты великий герой, планируешь грандиозную битву, и тебе пора идти, – огрызнулся Люций.

– Мы победим, – сказал Тарвиц, положив руку на плечо мастера меча.

– Победим, – ответил Люций. – Не важно как, но победим.

Люций смотрел вслед уходившему Тарвицу с чувством, очень похожим на ярость. По какому праву Саул принял командование на себя? Это он, Люций, был создан для величия и продвижения, он, а не Тарвиц. Как это получилось, что его славные достижения померкли на фоне тяжеловесного авторитета Тарвица? Почему вся слава мастера меча, заслуженная в суровых испытаниях войны, оказалась забытой? Люций ощутил, как к горлу подкатила горечь обиды.

Планируя свои дальнейшие действия, он на короткое мгновение ощутил укол вины, но при воспоминании о покровительственных наставлениях Тарвица это чувство испарилось, как снег под жаркими лучами солнца.

В часовне было все так же тихо, но Люций проверил все углы и убедился, что остался один, а затем уселся на выступ гладкого серо-зеленого камня и поднял шлем Чармосиана.