Великий Столыпин. "Не великие потрясения, а Великая Россия" - Сергей Степанов

Особенно строгим было наружное наблюдение в Петербурге и Москве.В столице под постоянным наблюдением находились 118 гостиниц и 406 меблированных комнат. Работу с ними вели гостиничные агенты путем наружного наблюдения, проверки домовых книг. Кроме того, велось наблюдение за населением частных квартир и лицами, временно поселявшимися в них. На всех вокзалах учреждалось непрерывное дежурство полицейских надзирателей и филеров. Надзиратели не только должны были знать в лицо многих революционных деятелей, но и иметь «навыки распознавать революционера на основании специальных особенностей последнего». Лицам, ведущим наблюдение, напоминали, что необходимо обращать внимание буквально на все: какие газеты читает наблюдаемый, приметы его одежды, «мозолистые» или «выхоленные» у него руки. Указывалось, что наблюдать надо везде: в буфетах, парикмахерских, туалетах.

Среди непосвященных бытовало мнение, что вся Россия наводнена десятками тысяч сыщиков. На самом деле филеров было значительно меньше. Центральный филерский отряд состоял примерно из 30 человек, а в губернских городах насчитывалось от 12 до 25 агентов наружного наблюдения. Таким образом, по всей империи было не более тысячи филеров.

Самую ценную информацию давали агенты не наружного, а внутреннего наблюдения. Именно они составляли своеобразную полицейскую интеллигенцию. Агенты внутреннего наблюдения классифицировались как 1) штучники, 2) вспомогательные агенты, 3) секретные сотрудники, состоящие членами «преступных сообществ». Под «штучниками» подразумевались лица, случайно узнавшие какие-либо сведения и сообщившие о них полиции за разовую плату. Специалисты разыскного дела подчеркивали, что при правильной постановке дела «штучников» не должно быть. Однако на практике полиция вынуждена была часто пользоваться услугами случайных осведомителей. Вспомогательные агенты заслуживали большего доверия. Они систематически информировали полицию и получали регулярные денежные награды за важные сообщения. Но вспомогательные агенты не состояли в подпольных революционных организациях, добывая сведения из вторых и третьих рук. Элиту агентуры составляли секретные агенты, непосредственно входившие в состав революционных организаций и освещавшие их деятельность изнутри.

Секретная агентура вербовалась различными путями. Инструкция по организации и ведению внутреннего секретного наблюдения, утвержденная Столыпиным в феврале 1907 г., указывала, что вербовка может осуществляться среди лиц, арестованных в связи с каким-либо революционным делом: «Ознакомившись с такими лицами и наметив тех из них, которых можно склонить на свою сторону (слабохарактерные, недостаточно убежденные революционеры, считающие себя обиженными в организации, склонные к легкой наживе и т.п.), лицо, ведающее розыском, склоняет их путем убеждения в свою сторону и тем обращает их из революционеров в лиц, преданных полиции»[244].

В Инструкции указывалось, что «секретные сотрудники должны состоять членами одной из революционных организаций (о которых они дают сведения) или, по крайней мере, тесно соприкасаться с серьезными деятелями таковых, так как только тогда сведения их будут ценны». Инструкция рекомендовала подсаживать в камеры полицейских агентов, которые должны были «обрабатывать» заключенных. Нередкими были сделки, когда жандармы обещали освобождение за согласие сотрудничать. Зачастую жандармским офицерам не приходилось тратить много сил на «разработку» потенциальных осведомителей. Многие по доброй воле предлагали свои услуги. Жандармы цинично говорили, что на этом рынке предложения всегда превышали спрос. Спиридович, ранее служивший начальником Киевского охранного отделения, делился воспоминаниями о том, как он вербовал сотрудников среди эсеров, анархистов и членов Бунда. «Один такой сознательный бундист явился раз ко мне, притащил кипу прокламаций и рассказал в конце концов, что он более двух месяцев разносил по районам литературу, что ему обещали купить галоши, но не купили. Пусть же знают теперь. Обозленность его на обман с галошами была так велика, что я прежде всего подарил ему именно резиновые галоши. И проваливал же он потом своих сотоварищей, проваливал с каким-то остервенением. Вот что наделали галоши»[245].

Гораздо реже секретные осведомители сотрудничали с полицией из идейных соображений. Но были и такие, например, А.И. Серебрякова. Она закончила Высшие женские курсы, владела несколькими языками, занималась переводами для журналов и газет. Ее квартиру посещали видные социал-демократы, в том числе М.И. Ульянова и Н.К. Крупская – сестра и жена В.И. Ленина. Общественная репутация Серебряковой стояла на недосягаемой высоте, никто и не подозревал, что она на протяжении 24 лет осведомляла полицию о планах революционеров.

Охранники прилагали усилия для того, чтобы имена их сотрудников оставались в глубокой тайне. Каждому присваивался псевдоним. Так, Серебрякова имела кличку Дама Туз. Серьезное изменение. До 1907 г. действовало правило, согласно которому наиболее важные секретные агенты должны были быть известны директору Департамента полиции. Но из-за этого имена ряда агентов сделались известными революционерам, которые в свою очередь имели добровольных осведомителей среди полицейских чиновников. Поэтому при Столыпине это правило было изменено. Теперь никто, кроме офицера, непосредственно ведавшего розыском, не имел права знать настоящую фамилию секретного агента. Остальным чинам охранного отделения полагалось знать только кличку или номер. Агенты наружного наблюдения и канцелярии не должны были знать даже клички. Секретные сотрудники были известны им лишь как революционеры. Бывало, филеры следили за секретными агентами, не подозревая об их действительной роли. Особо подчеркивалось, что секретные сотрудники ни в коем случае не должны были знать друг друга.

Секретных сотрудников часто называли провокаторами. Революционеры утверждали, что сыщики сами провоцировали своих «товарищей» по подполью на тяжкие преступления, а потом выдавали их полиции, чтобы получить денежное вознаграждение. И хотя обвинения в провокаторстве являлись пропагандистским оружием, для выпадов в адрес полицейских властей имелись серьезные основания. Положение секретного агента было двойственным. С одной стороны, инструкция, утвержденная Столыпиным, подчеркивала, что «секретные сотрудники должны состоять членами одной из революционных организаций (о которых они дают сведения) или, по крайней мере, тесно соприкасаться с серьезными деятелями таковых, так как только тогда сведения их будут ценны». С другой стороны, полиции категорически запрещалось «заниматься так называемым провокаторством, т.е. самим создавать преступные деяния и подводить под ответственность за содеянное ими других лиц, игравших в этом деле второстепенные роли». Вместе с тем признавалось, что «для сохранения своего положения в организации сотрудникам приходится не уклоняться от активной работы, возлагаемой на них сообществами…». Агент должен был консультироваться со своим руководителем в каждом конкретном случае. Фактически получалось, что эти вопросы решались либо самим агентом, либо жандармскими офицерами, толкавшими своих подчиненных на нарушение закона.