Горечь рассвета - Лина Манило

— Вас никто не прогонял и не обижал, так зачем психовать? — он подходит совсем близко, и я могу рассмотреть его лицо, до этого скрытое в полумраке. У парня красивая и благородная внешность, а большие глаза смотрят в саму душу.

— Но нам не нужно, чтобы вы ругались из-за нас, — тихо говорит Изабель, и парень переводит взгляд на неё. Не могу понять, что в этот момент выражают его глаза, но чувствую, как моя подруга напряглась. Да, всё-таки это очень странные ребята.

— Мы не из-за вас ругаемся, — спокойно говорит блондин, не сводя с неё глаз. — Мы в принципе всегда ругаемся — такая наша форма общения. Так что не обращайте внимания и проходите, места всем хватит.

Не знаю, можем ли мы им доверять. Корабль, решив всё за нас, "высадил" почему-то именно возле их дома. Я смотрю на форму, в которую облачены ребята, вижу их ещё во многом детские лица и понимаю, что именно они и им подобные участвовали в безумном хаосе, что творился вокруг в тот злополучный день. Но они ли причина? Не знаю. У меня не выходит из головы тот тёмный человек, которого я увидел на крыше высотки. Кто он для них? Как он смог повлиять на разум детей, подавить их волю? И как вышло так, что всем нам удалось выжить в том хаосе? И смог ли выжить кто-нибудь ещё? У меня слишком много вопросов, и их груз давит на меня. Получу ли я когда-нибудь ответы?

— Айс, — слышу голос блондина и вижу протянутую для рукопожатия ладонь. Секунду смотрю на тонкую руку и протягиваю свою в ответ.

— Ланс, — отвечаю, а про себя удивляюсь неожиданной силе, что таится внутри этого субтильного юноши.

— Очень приятно. — Не уверен, что это правда. Рад ли он нашему знакомству? Вряд ли — от этого напыщенного блондина можно ожидать чего угодно. Мы бесконечно долгое мгновение смотрим друг на друга, и Айс буквально буравит меня своими синими глазами. Да ему на вид не больше шестнадцать, откуда в нём этот лёд? — А вас как зовут, милая барышня?

— Изабель, — она протягивает вперёд дрожащую ладонь. Все-таки она смелая. — А это Барнаби.

Когда с официальной частью покончено, мы проходим вглубь большой комнаты, где в самом центре стоит перевернутый ящик, заменяющий, по всей видимости, обеденный стол. Замечаю недоеденные, заветренные продукты и полупустые бутылки. А тут, похоже, ещё совсем недавно был настоящий пир.

— Мы не с пустыми руками, — говорит Изабель, переминаясь с ноги на ногу. — У нас целый мешок продуктов с собой, так что от голода не умрем.

— Это хорошо, — слышу низкий женский голос. — Меня зовут Ингрид. Я местный лекарь.

Вижу ухмылку на тонких губах. Ингрид очень некрасивая, низкая и приземистая, с тонкими бесцветными волосами, собранными на макушке в короткий хвост. Она протягивает мне широкую ладонь. — А вон та возлегающая на перине бледная красотка — Марта. Она у нас слегка калека, так что не удивляйтесь, что всё время лежит.

— Ингрид! — в притворном возмущении кричит Марта и через мгновение уже смеётся. А у этой девочки очень красивый смех.

— Приятно познакомиться, — отвечаем мы с Изабель чуть ли не хором, чем заслуживаем очередной приступ веселья.

— Чего они вечно смеются? — тихо спрашивает Изабель. — Странные какие-то.

Пожимаю плечами. Ну, смеются — не плачут.

— Расскажите о себе, как вы тут оказались? — просит Марта, закончив смеяться.

— Рассказывать долго, скажу только, что я местный, а Изабель из-за моря. Я нашёл ее сидящей на берегу в компании Барнаби.

— Да, мои земли сильно пострадали во время Взрыва, и я осталась совсем одна. Думала, так там и умру от голода и тоски, пока неожиданно не встретила Ланса.

Замечаю, как напряглись все пятеро.

— Значит, не только тут всё рухнуло? — дрожащим голосом спрашивает Ингрид. — А я ведь до последнего надеялась, что есть ещё в мире земли, где можно будет жить. Одна была у меня надежда и та рухнула. Ну, что за жизнь такая проклятая?

— Да, поверьте, на моей родине все было точно так же, как описывал мне Ланс: Взрыв, подземные толчки, разверзнувшаяся земля и тысячи погибших. Я не знаю, почему выжила. Кому это было нужно?

— И кому было нужно вообще всё это устраивать? — спрашиваю, глядя в упор на Айса. Он выдерживает мой взгляд, но его глаза не кажутся уже настолько холодными. Что-то плещется там, на дне, пытаясь вырваться. Неужели паника? Слышу короткий язвительный смешок Роланда. А у этих ребят гораздо больше секретов, чем может показаться на первый взгляд.

— А как вы тут оказались? Море ведь очень далеко отсюда, — спрашивает Ингрид.

— Можно мы не будем об этом пока рассказывать? — спрашивает Изабель, и я улыбаюсь, вспомнив реакцию парней на её слова о корабле и телепортации. Да, наверное, не стоит пока об этом.

— Как хотите, — говорит Ингрид, пожимая плечами.

— Вы что-нибудь знаете о нашем Генерале? — спрашивает Айс.

— Ни о каких ваших генералах мы не знаем. Я вернулся в этот Город, потому что здесь мой дом, моё сердце. Мне очень нужно узнать, что случилось с моим миром. По чьей прихоти с ним произошло все это. Но я помню человека, стоящего на крыше. Вокруг него бушевала стихия, а он даже бровью не повёл. Это был, наверное, самый страшный человек, что встретился мне в жизни. И ещё помню детей, которых я лично искал до этого, которые, будто под гипнозом убивали любого встречного, добивали раненых. Помню девочку, которая убила свою мать. Ещё был мальчик, столкнувший в земляной провал целую семью — свою семью. Никогда не смогу забыть глаза тех детей — пустые, остекленевшие. Такой взгляд может принадлежать тряпичным куклам, но не живым людям. И мне никогда не забыть как малыши (те, кого родители смогли уберечь в тепле своих домов) становились, будто марионетки и убивали своих родителей, соседей, просто случайных прохожих. Кто-то избавлялся от взрослых детскими руками. И ещё я чувствую себя виноватым в том, что никого не спас, хотя мог. Раньше не знал, каким трусом могу быть. И от этого мне до невозможности противно.

Говоря все это, вижу, как меняются лица наших новых знакомых, как они бледнеют с каждым моим словом. Словно я избиваю их этими словами, но на них форма, пусть заношенная и грязная, но форма, а значит, они понимают, о чем я говорю. Эти ребята — часть той вакханалии, что творилась в тот день.

— Мы ничего из этого не видели, — срывающимся голосом говорит Джонни. — Мы сбежали, как крысы сбежали! Мы тоже трусы, малодушные трусы! Мы, мы виноваты в том, что так случилось — мы не должны были бежать! Мы должны были остановить его!

— Джонни, уймись! — снова кричит Роланд. — Не хватало ещё, чтобы ты расклеился — нам Айса истерики хватило, второй не переживём. Пойми, что прошлого не изменить. Мы уверились в чужой идее — нас заставили поверить. Мы изначально шли убивать, мы такие же уроды, как и Генерал. Айс спасал Марту, мы же спаслись случайно! Ты помнишь, как в Лесу бушевал огонь? Да, пусть мы ничего не видели, но мы слышали, как кричали люди в Городе, и их крик впивался в душу, рвал барабанные перепонки? Но мы не могли, гонимые огнём и страхом, вернуться и спасти хоть кого-то, просто не могли! И ты это знаешь не хуже меня. Не нужно сейчас об этом, не вини себя. Те, кто в этом виновен, я уверен, поплатятся. И хоть мы прозрели в тех подвалах, поняли, на что согласились, но было уже слишком поздно. Мы не сможем изменить прошлое, но нужно постараться заслужить хоть какое-то будущее.