Омар Хайям. Гений, поэт, ученый - Гарольд Лэмб

Поэтому он заявил, что ему мало вина, приносимого в его комнату в полдень и ночью; он возжелал флягу драгоценной жидкости, чтобы та всегда была подле него. Большая фляга была принесена. Хасан, должно быть, желал, чтобы в течение этой недели он не освободился от приема наркотика, и один кубок из фляги убедил Омара, что жидкость имела тот же самый ошеломляющий эффект, как и даваемые ему с самого начала наркотики.

– А теперь, – обратился он к фляге, – каждую ночь долина должна пить из тебя.

Когда стемнело и чернокожий раб вышел из комнаты, Омар наполнил ковш из фляги и вылил принесенное вино через амбразуру, не пригубив его. Но, когда лег спать, он обнаружил, что он жаждет его, уже привыкнув к наркотику.

Было трудно лежать и чувствовать аромат фляги рядом с собой. Раз он встал и пошел к ней, усилием воли вернув себя обратно. На своем стеганом одеяле лежал он без сна, все тело его дрожало от напряжения.

Следующей ночью, хотя он испытывал прежнее желание, он даже не пошевелился в сторону фляги и не прикасался к ней, а на четвертую ночь он спал уже, как обычно, без мысли об этом зелье, снова и снова размышляя о власти этого зелья над человеком.

Тем временем, прикрываясь научными наблюдениями за небом, он исследовал стены Аламута по всему периметру, не обнаружив места, где было бы возможно спуститься вниз. В исторических книгах он читал достаточно часто об изворотливых пленниках, которые ткали веревки из женских волос или рвали на полосы одеяла и спускались по таким стенам, но, казалось ему, такие истории было легче рассказывать, чем реализовать их на практике.

Несколько раз он рисковал спуститься вниз в подземные проходы, но тотчас его поворачивали обратно вооруженные охранники у двери храма огня. Эти охранники не могли ничего сообщить, потому что они были немыми. И он убедился, что в пределах замка не использовалось никакого оружия, только огромные негры и фидаисты, охранявшие стены и ворота, ходили вооруженными, но они уносили свое оружие с собою, когда уходили с дежурства.

Он не мог пройти в расположение фидаистов. И подкупить какого-нибудь из охранников. Легче было договориться с тигром. Кроме того, они всегда отправлялись в наряд группой из трех или семи человек.

«Логика проста, – размышлял он, – если я не могу пройти через стену или под нее, я должен пройти через одни из ворот».

Большие входные ворота ночью закрывались. Фонарь пылал над ними, и семь фидаистов сидели там на часах. Только однажды Омар увидел, как кто-то выходит ночью через маленькую заднюю дверь с другой стороны внутреннего двора. Этим человеком был высокий даист, он показал письмо трем охранникам, которые отпирали для него заднюю дверь.

Когда Омар вышел из своей комнаты после наступления сумерек, он почувствовал, что за ним по коридору следовали наблюдатели. Побег ночью оказался невозможен.

– Тогда это должно быть днем и через главные ворота, – обнадежил он себя.

Задняя дверь была заперта от восхода солнца и до заката.

После этого Омар взял за правило дремать на крыше павильона, откуда он мог наблюдать ворота большую часть дня. Он не видел ничего, что могло бы вселить хоть какую-то надежду. Ни лошадям и ни людям не позволялось появляться в пределах ворот; когда сельские жители подвозили продовольствие, они оставляли его у ворот для фидаистов, которые затем все вносили внутрь. Время от времени вооруженные группы фидаистов появлялись из подземелья и выходили через ворота. Этим же путем входили другие фидаисты. Реже, по одному или по двое, даисты либо входили, либо выходили, но они всегда направлялись с миссией из Аламута и, возвратившись, шли на доклад. Хасан не появлялся вообще.

Все же повелитель Аламута проходил через ворота, ежедневно и никем не замеченным. Омар никогда не вычислил бы его, если бы тщательно не изучал каждого проходившего.

В течение трех дней, несколько позже полудня, когда стоял палящий зной, Омар наблюдал, как один и тот же высокий даист, который проследовал через заднюю дверь в первую ночь, выходил через главные ворота в одиночестве. Спустя полчаса он возвращался и пересекал внутренний двор, чтобы исчезнуть внутри замка. Эта регулярность возбудила в Омаре повышенный интерес – так же как и некоторая развязность в его походке. Когда Омар разглядел его руку, протянутую, чтобы открыть внутреннюю дверь, он признал Хасана в платье простого даиста. Хасан опускал глаза, надевал на руки перчатки и походил на китайца. Даже опушенные плечи и узел из иссиня-черных волос на голове – все, как у китайца. Но он не мог изменить свою руку, и он не стремился изменить свою походку, а Омар обладал безупречной памятью на такие вещи.

«Но почему он маскируется, чтобы пройти сквозь собственные ворота? – задумался Омар. – И почему он выходит в один и тот же час?»

Ответы пришли к нему тотчас. Рафики упоминали, что Повелитель Гор приходит и уходит незаметно. Очевидно, Хасан любил впечатлять своих последователей своими магическими возможностями. К тому же сам Хасан дал промах, сообщив, что его почтовые голуби содержались в деревне, так как он не хотел, чтобы обитатели Аламута знали, как он получает и посылает сообщения. Вот почему он тайно уходил каждый полдень, чтобы посетить голубятню в деревне.

Для фидаистов и обывателей за стенами замка он казался одним из даистов, то же самое и для самих даистов. Омар улыбнулся, оглядевшись вокруг. В этот час все спали или были на работе, где-то внизу, в скале. Если они случайно и замечали Хасана, они, вероятно, принимали его за какого-то нового члена сообщества из внешнего мира.

Омар, который составлял диаграммы видимых наполовину звезд, смог вывести из увиденного и другой факт. Фидаисты не могли знать всех даистов в лицо и по голосу.

– Путь к спасению, – сделал вывод он, – это пройти через ворота в одежде даиста походкой Хасана.

После полудня на следующий день он постарался раздобыть такой наряд. Рун уд-Дин неоднократно просил его дать ему райского вина, и Омар помнил, с каким вожделением Рун уд-Дин схватил ковш вина с наркотическим зельем во время танца меча и как Хасан сказал, что ученым не разрешено посещать рай. Он попросил Рун уд-Дина заглянуть к нему в комнату и тщательно закрыть за собой дверь.

Он не должен был спешить, наливая вино из новой фляги в ковш. Поднимая его к губам, он улыбнулся низкорослому философу:

– Райское вино!

Рун уд-Дин торопливо подошел к фляге, причем его глаза просто пожирали флягу.

– Это… это то же самое вино?

Омар предложил ему ковш:

– Попробуй, может, это не то же самое.

Взглянув на дверь, Рун уд-Дин мелкими глотками отведал его и вздохнул с облегчением. Через мгновение ковш был пуст и краска залила его полные щеки. С отвращением он вернул пустой ковш.

– Есть еще, если оно тебе нравится, – обронил Омар небрежно.

К тому времени, когда и третий ковш был наполовину пуст, коротышка уже лежал, вытянувшись на стеганой подстилке с полузакрытыми глазами. И он говорил без остановки, его речь становилась сбивчивой. Омар, сидевший рядом, спросил спокойно, как будто они обсуждали все это в течение некоторого времени: