Сказки сироты: Города монет и пряностей - Кэтрин М. Валенте

Глаза мальчика распахнулись, и он снова взглянул на девочку, увидел, как зарумянились её щёки на холоде, какие тонкие у неё руки и как похожа тьма её век на горящий дёготь. Он её немного боялся, она была такой странной… Мальчик почти забыл, какой странной девочка казалась поначалу, какой странной была сейчас и какой непохожей на девушек, чьи чёрные волосы он преследовал среди деревьев.

– Ты устала? Может, мне уйти? – прошептал он.

Она сделалась прежней и устремила на него взгляд, полный теплоты, похожий на взгляд кошки, которая хочет, чтобы её погладили.

– Нет, прошу тебя! Я хочу услышать ещё. И узнать, каким Ожог увидела город артистов. Как странно не знать, что будет дальше…

Мальчик грустно рассмеялся и провёл рукой с браслетом по глазам девочки, нежно их закрывая.

Буквы плясали. Он читал как можно медленнее, его голос был неуверенным, точно заячий след на снегу…

– Я следовала по аджанабским улицам, как мне велели, и они оказались круче, острее и у́же, чем я могла себе представить. Они неумолимо свивались в центре. Луна не успела всплыть надо лбом Врат, как я нашла фонтан, а перед ним – танцующую девушку без пальцев.

Скрипачка оказалась моложе, чем я думала: наверное, когда Симеон её нашел, она была почти ребёнком. Теперь она стала взрослой, в расцвете лет, с морщинками от смеха у глаз и коричневой, сильно загорелой и обветренной кожей. Женщина играла обеими руками на своих жёстких как проволока волосах и уверенно постукивала носком красной туфельки. Песня была не погребальным плачем по городу, который услышали Врата, но чем-то коварным и змеиным, в ритме стаккато – таким, что извивалось и виляло, знало о чём-то сокровенном, известном лишь скрипачке. Я ждала, пока мелодия смолкнет; не могла её прервать.

Наконец Аграфена остановилась, согнувшись в талии, выставив вперёд ногу и не касаясь земли. Не дрогнув ни одним другим мускулом, она повернула голову и подмигнула мне. Врата ошиблись – её глаза были зеленее пальмовых листьев, и в них слабо мерцал огонь, который на миг показался мне знакомым… Но нет, это было невозможно.

Она окинула меня взглядом, и на её милом лице расцвела заговорщическая улыбка.

– Ты джинния! – воскликнула я, выставив палец, как обиженный ребёнок. – Неудивительно, что на твоих волосах можно играть! Как ты сделала их такими жёсткими?

Аграфена рассмеялась – звук был резкий, словно кто-то разворошил угли кочергой.

– Боюсь, всего лишь на четверть, и по отцовской линии… Так уж вышло. – В её взгляде, устремлённом на меня, тускло мерцало пламя. – Не всем, знаешь ли, суждено почивать на шёлковых диванах под сводами Каша. И, как во мне, в волосах лишь четверть дыма. Если за ними хорошо ухаживать, этого хватает, чтобы они слушались.

– Но как? Ведь запрещено спариваться с людьми! После смерти Кашкаша нас вынудили согласиться на это. Многие в тот день угодили в ложки и лампы, потому что не могли устоять перед искушением в виде опозоренных девушек и никчёмных юношей, которым можно было помочь. Полукровок не было несколько веков! Даже больше.

– Спасибо, что удостоила меня таким словом. Но, как уже было сказано, я не полу-что-то-там. В моём плотном теле лишь четвертушка дымной крови. Если хочешь кого-то наказать, тебе придётся выкопать моих деда с бабкой – уверена, они очень разозлятся.

Я не знала, что сказать. Её просто не должно было быть. У нас дома её бы немедленно сожгли, а ту часть, что не горела, утопили бы на дне моря. Таков договор, засвидетельствованный Кайгалом. Люди заставили нас его подписать, чтобы обезопасить своих драгоценных детишек.

Наконец я сосредоточилась на самой простой вещи, которую смогла вспомнить.

– Меня послали Врата, – сказала я.

– Симеон? Скоро придёт время пригнать ему мулов. Он уже попросил тебя называть его Аджанабом? Глупенький старый фермер, но душа у него такая, что лучше не найдёшь.

– Я из армии, которая стоит снаружи. Армии королей и королев, желающих сровнять это место с землёй.

Лицо Аграфены потемнело – джинния на четверть умела мрачнеть.

– Да, я знаю, о чём ты, – громко сказала она.

– Я пересекла стену, чтобы найти то, что ищут мои братья и сёстры: маленькую шкатулку из сердолика, не больше моей руки.

– Твои братья и сёстры?

Я втянула свой дым, и сверкнули драгоценности на поясе.

– Я Королева Тлеющих Углей.

Аграфена рассмеялась и почесала голову.

– А что в шкатулке?

– Я… я не знаю.

– Королевы в Каше не те, что раньше…

– Я стала Королевой лишь вчера! – запротестовала я. – Мне ничего не говорят. Повезло, что я вообще узнала о шкатулке!

– Ладно, ладно. Я понятия не имею, где она может быть. Ничего подобного не видела… Сердолик часто встречается в твоём краю, не в нашем.

– Врата… Симеон сказал, что ты должна отвести меня в комнату с высоким потолком, клеткой из слоновой кости и пламенем, что похож на мой.

Аграфена вскинула брови.

– Он так сказал? Что ж, эту комнату я знаю. Только сомневаюсь, что ты найдёшь там свою шкатулку. Скорее, птичий помёт и лапшу на уши.

– Мне всё равно.

– Разумеется… Кто я такая, чтобы уклоняться от долга развлечения королевской особы, явившейся с визитом? Следуй за мной, это недалеко.

Мы быстро шли по извилистым переулкам; круглые башни Аджанаба отбрасывали тёмные и ароматные тени. Я будто чувствовала пряный туман, который так любил Симеон или его призрак – легчайший вздох кардамона, зиры и корицы, раздававшийся в ночи. Когда мы проходили мимо окон и дверей, я видела, что в тускло освещённых комнатах кто-то жонглирует канделябрами, а кто-то убедительно произносит душещипательные монологи, стоя перед высоким зеркалом. Ночь была полна голосов; на потрескавшуюся тропинку то и дело выходил одинокий ручной лев в чистом и жёстком ошейнике. Несомненно, где-то рядом находился большой ринг, сцена, и я упускала возможность увидеть аджанабский карнавал во всём его великолепии. Мы миновали большую площадь, заполненную статуями из красного песчаника; у каждой было точное и совершенное алое лицо. Они держали гранитные зеркала и мраморные зонтики. Мы шли сквозь них на цыпочках, ибо я была уверена, что любая из них в любой момент может потянуться и схватить меня за руку. Но, когда каменная толпа осталась позади, скрипачка выпрямилась и зашагала уверенно. Волосы Аграфены торчали во все стороны, даже когда она не вертелась вокруг своей оси; за их массой я не видела лица. Думаю, не мне об этом говорить, с моими-то неуклюжими корзинами.

Я осторожно начала:

– Твои руки…

– Да?

– Как вышло, что у тебя появились смычки? Наверное, было очень больно…