Мудрецы и поэты - Александр Мелихов

– Борис Яковлевич просто не умел не отдавать любому делу всю свою душу!.. – Иветта вскинула голову, словно боярыня Морозова.

– Кто же в этом сомневается?… Х-ны-ны-ны-ны-ны… Все дело в том, что это была за душа. Можно привести ряд выдержек из его произведений, показывающих, что он и после революции оставался мистиком, индивидуалистом и что хотите.

– Выдержек! Да разве можно так разбирать поэзию!..

– Как осмысленную речь?

– Андрей Николаевич Синицын учил нас на лекциях…

– О-о!.. Синицыну дань сердца и вина… он создал нас, он воспитал наш пламень… Когда-то он учил, что в первую голову следует выяснять, глазами какого класса видит поэт. А теперь объявил, что поэт – это прежде всего индивидуальность… как будто индивидуальность уже не выражает ничьих интересов! Оказалось, что поэт – это гармонический мир, перед которым можно только стоять на коленях и ни в коем случае не прикасаться аналитическим скальпелем.

– Вот Шалевич и прикасался аналитическим скальпелем.

– Это вовсе не означает, что это запретное дело. Нужно только делать это с умом. – Витя понемногу начинал терять хозяйское благодушие. – Я готов с цитатами в руках доказать, что Нордин до последних дней оставался мистиком и декадентом. В революции он увидел много христианско-гуннско-монгольско-пугачевского, но ее земные, созидательные цели остались ему чужды. Он страшно боялся, что революционные бури имеют земное, а не небесное происхождение, умолял: дай знать, что это не случайность, а Случай или Перст Судьбы.

– Может быть, продолжим в рабочем порядке? – сдержанно обратился к Иветте Знаток, обиженный тем, что остался в стороне.

– Виктор Сергеевич консультирует нас по мировоззренческим вопросам, – разъяснила Иветта. Она, оказывается, тоже умела иронизировать. – Он составил для нас методичку по Нордину. Ему мы все обязаны основными идеями официальной части моего выступления.

Все почтительно осмотрели Виктора Сергеевича. Он слегка покраснел – вероятно, чтобы зря не стараться, лишь той половиной лица, которая была обращена ко мне.

– Виктор Сергеевич видный исследователь творчества Бориса Яковлевича. Он много сделал, чтобы вернуть Борису Яковлевичу положение первостепенного поэта, – добавила Иветта, словно отчитавшись перед кем-то.

– Что мне за интерес считаться исследователем второстепенного поэта, – буркнул в мою сторону Виктор Сергеевич и твердо провозгласил: – Повторяю, нетрудно доказать, что Нордин оставался мистиком и декадентом, – и, наконец сообразив, что несколько странно опровергать собственную методичку, добавил: – Во всяком случае, некоторые аспекты его творчества не могли не вызывать настороженности.

– Во всяком случае, Борис Яковлевич всегда был искренен в своих убеждениях, а за свои ошибки он полностью расплатился! – как бы из последних сил выкрикнула Иветта.

– Расплата ничего не доказывает. И вообще, напрасно он думал, что способен быть вместилищем чего-то похожего на убеждения. Конечно, нельзя в полете мотылька искать продуманности, но…

– Мотылька!.. – с горькой иронией воскликнула Иветта. – Да это для поэта высшая похвала!

– Сомневаюсь. Но, во всяком случае, незачем искать виноватых там, где имеет место схема «Мотылек и ураган». Или, еще точнее, «Младенец на проезжей части». Конечно, к Нордину не стоило относиться так серьезно, но время было уж очень серьезное… вопрос стоял буквально «жить или не жить», а это не располагает входить в чьи-то причуды… Впрочем, раз уж у нас возникла такая дискуссия, то… вы, я думаю, сами сможете оценить по достоинству несколько эпизодов из тогдашней биографии Нордина… кстати, это псевдоним, настоящая фамилия его Лошадко.

– Лошадка? – восторженно переспросила полная литераторша, с обожанием глядевшая на Виктора Сергеевича.

– Ло-шад-ко.

– Лошадко?

– Лошадко.

Витя Маслов с Иветтой уже стояли в центре полукольца, слегка отвернувшись друг от друга, словно Аполлон и Дионис.

– Нордин, – начал Витя Маслов, – вышел на литературную арену после разгрома «Народной воли», когда широкие слои интеллигенции были охвачены чувством бессилия, а следовательно, и разочарованием в общественных идеалах. Поэтому-то им и понадобились инъекции Вечного, Запредельного, Мечты и Восторга – их предшественники были вполне обеспечены и мечтой, и восторгом борьбы. Но, действительно, новое движение до некоторой степени было реакцией на засилье позитивизма, – стоит ли только говорить, что особенно остро в общественных идеалах разочаровались эгоисты, а в науке – невежды. Ключевые слова к судьбе Нордина – это «через край». Впечатлительный, как истеричная женщина, он подхватывался всеми ветрами эпохи и всюду летел через все границы. Читал он страшно много по страшному количеству вопросов, перелистывал страницы со скоростью ветра – и с такой же пользой. Всюду его губило это «через край». Возьмите любой тезис Нордина – он получен раздуванием до абсурда какой-нибудь вполне здравой мысли.

– «Тезис»… – почти простонала Иветта. – Это же поэзия, а не философия!

– Возьмите какую-нибудь здравую мысль… ну, например: чересчур беспокоясь о будущем, мы теряем все наслаждения настоящего. Раздуем – получится: важна лишь полнота мига. Это Нордин. Или: отношение к истине зависит от наших потребностей. Раздуем: истина есть прихоть мгновения. Или: познание во многом интуитивно. Раздуем: Логика – жалкая замена Прозрения. Можно продолжать без конца. И вот, этот господин восторженно приветствует революцию. Он учит оборванных голодных парней, вчерашних и завтрашних сыпнотифозных, ронделям и ритурнелям, заседает во всевозможных комиссиях губнаробраза – ведь каждый интеллигентный человек был на счету. И к нему прекрасно относятся в Рабисе, и в Профобре, и в ЛИТО, и в ИЗО, и в МУЗО, и даже в местном артистическом кафе «Конь блед»… или «Голубая собака»?., забыл… словом, какое-то крашеное домашнее животное. Короче говоря, «и все биндюжники вставали, когда в пивную он входил». Его даже избрали почетным председателем губернского СО ПО, ему назначили акпаек – его остатки даже удавалось обменивать на одежду.

– Простите, пожалуйста, – тая от наслаждения и робости, переспросила полная литераторша, – что это такое: СО ПО?

– Союз поэтов, – отрезал Витя Маслов.

Про другие сокращения она спрашивать уже не посмела, а он не разъяснил наверняка нарочно: ему, мол, и в голову не приходит, что можно такого не знать.

– Продолжайте, пожалуйста, – сладко пропела полная литераторша.

– Продолжаю. Нордина пригласили обсудить меры по восстановлению промышленных предприятий. Он встал и обрушился на машинную цивилизацию, превратившую человека из царя Вселенной в смазчика поршней, – по его мнению, гораздо более в духе коммунизма пасти коз и жить милостыней. Потом рабочие подходили к завгубнаробразом и недоумевали, всерьез или нет говорит этот странный гражданин с длинными седеющими волосами. Вот вы бы на его месте что им ответили?

На наших лицах отразилось затруднение.