Тень маски - Николай Александрович Метельский

— Вакия Тейджо, — произнесла она строго, — мне крайне не нравится сложившаяся ситуация, и мне было бы гораздо спокойнее, если бы кроме вас тут находился и Синдзи, но ты забываешь одну вещь. Это дело Аматэру. Именно им бросили вызов, им объявили войну, задели их гордость. Если Синдзи хочет принять этот бой, я могу лишь молиться богам, чтобы они даровали ему удачу. И не лезть туда, где я ничего не понимаю.

Последними словами она его красиво уела. Вроде как именно Анеко глупышка, не разбирающаяся в реальном бое, но посыл при этом более чем конкретный. Не Тейджо лезть туда, где он полный ноль. Плюс вначале намекнула, что хорошо бы им, парням, сидеть здесь и защищать ее — девушку. В общем, судя по поджатым губам Вакии, он почти сдался. Еще не принял ее слова, но и спорить дальше было сложно.

— Тейджо, — решил я ему помочь. — Ты ведь японец. Ты знаешь, кто такие Аматэру. Нутром чуешь, — использовал я «голос». — Так поверь моему слову — ничего со мной не случится. Мы победим, а они сдохнут. Во славу мою, — закончил я жестко.

После моих слов аж семь секунд в помещении стояла тишина. Парни хмурились, Анеко удерживала нейтральное выражение лица.

— Я понял, — выдавил из себя Тейджо. — Будь по-твоему, я и мои люди останемся здесь. Но мне это не нравится. Друзья должны помогать друг другу. Семья и друзья — это то, за что можно отдать жизнь. За что надо отдавать жизнь.

— Тейджо, — вздохнул я. — Ну вот скажи мне, с чего ты решил, что выжившим это надо? Что за эгоизм? Думаешь, те, за кого отдали жизнь, будут рады этому?

— Вот и я о том! — вскинулся он. — Ты идешь рисковать жизнью, думаешь, мы рады этому? Почему я должен сидеть здесь, когда ты… — поджал он губы. — Вместе веселимся, вместе сражаемся, а если кто-то погиб, то ему просто не повезло. Так говорил мой дед, так говорит мой отец, и я буду так же говорить своим детям.

Черт, этот мальчишка… Мы ведь с Маклаудом и Стилягой так же жили. По тем же принципам. Вместе веселились, вместе сражались, помогали друг другу. А если бы из нас кто-то умер, что ж… такова жизнь. Но то мы, псы войны, ровесники, в конце-то концов, а это дети. В душу лезущие поганцы.

— Вот когда ты своих детей заделаешь, — произнес я самую малость зло, — мы будем вместе рубить наших врагов. И я слова против не скажу. А пока, малец, засунь свою гордость поглубже и защищай тех, кого можешь защитить.

Заметив, что Тейджо, да и остальные ребята, немного побледнели, постарался успокоиться. Все-таки не удержал «яки». Блин. Всё, я спокоен.

— Я… — сглотнул Тейджо.

— Извини, — прикрыл я глаза. — Вы все извините.

— Ничего, — произнес Тейджо. — Нормально все. Я высказался, ты высказался, обменялись, так сказать, любезностями.

— Ладно. Тогда… Пойду я. А вы тут укрепляйтесь. Кен… Нормально все, справимся.

Окинув напоследок ребят взглядом, пошел на выход. Щукин подал голос уже в коридоре, после того как мы поднялись по лестнице из тира.

— «Малец» — это ты сильно сказал, — усмехнулся он.

Вот тут-то мне по-настоящему башню и сорвало.

— А ты думаешь, — процедил я, — что кто-то из них имеет право называться иначе? Они не видели ни жизни, ни смерти. На моих руках, буквально вот на этих руках, смерть десятков тысяч. Даже ты не видел смерть по-настоящему! А я там был. И советую каждую ночь молиться, чтобы не увидеть того, что видел я. Думаешь, можешь учить меня жить? Да что может понимать в жизни тот, кто даже смерть не чувствует?! Ты понятия не имеешь, каково это, когда старуха с косой скребет по твоей душе. Каждый раз, Щукин, я чувствовал смерть каждого мной убитого. Сотни, тысячи, десятки тысяч смертей каждый раз выворачивают меня наизнанку, — цедил я ему в лицо. — Такова ведьмачья доля, старик, чувствовать и жизнь и смерть. Так что да, я имею право решать, кто здесь малец, а кто нет.

Бледный, с крепко сжатой челюстью, Щукин сделал шаг назад и встал на колено, склонив голову.

— Прошу меня простить, господин, я позволил себе лишнего, — произнес он, не поднимая головы.

— Встань, — начал я успокаиваться. Похоже, прошлая жизнь еще долго будет меня преследовать. — Перед тобой извиняться не буду, но, пожалуй, я все-таки погорячился. Признаю. Идем, нам еще мусор выносить.

* * *

На улице Щукин задал вопрос, и он его, похоже, действительно интересовал, раз после моего спича он вернулся к затронутой теме:

— Слушай, если это не слишком для тебя болезненная тема, не мог бы ты на пару вопросов ответить? Что значит — чувствуешь смерть?

— В прямом смысле — чувствую, — глянул я на него. — Когда человек умирает, я ощущаю импульс смерти. Как и жизни, если подумать.

— В смысле? — не понял он.

— Ну… — задумался я, как это объяснить. — Когда женщина беременеет, у нее в утробе растет зародыш, но до определенного времени это просто еще один орган в теле. Но в какой-то момент он… оживает. Не знаю, как это объяснить. Зародыш становится маленьким человеком. Возможно, обретает душу. И если такой, как я, окажется рядом, он это почувствует. Словно на мгновение на внутреннем радаре, — постучал я себя пальцем по виску, — появляется точка жизни. Только вот радар я не включаю. Даже не так… Точнее, так… Блин, не знаю, как это словами выразить. Точка жизни, как на радаре, но не такая. В общем, зарождение жизни надо почувствовать, рассказывать об этом сложно.

— Понятно, что ничего не… Хотя кое-что все-таки понятно, — бормотал Щукин. — А где ты умудрился столько народу положить?

— Может, когда-нибудь и расскажу, — усмехнулся я. — Это личное. Я даже Атарашики не все про себя рассказываю.

— Понял, не лезу — приподнял он руки.

Времени у нас оставалось мало, так что первым делом зашли в прицеп к МПД, который у нас был мини-штабом. Зашли не совещаться, а узнать, что там дроны все же смогли увидеть. В противоположном от входа конце прицепа сидел один из наших бойцов и что-то шаманил на ноутбуке. Собственно, почему «что-то», как раз данные от дроидов и обрабатывал. Сбиты они, кстати, были лазерной зенитной системой. Штукой дешевой, зато заточенной именно для поражения таких малых целей, как разведдроны. Отличная и компактная вещь, единственный минус у нее — это дальность поражения, то есть если у тебя