Ночь у Насмешливой Вдовы - Джон Диксон Карр

— Невысокий, — настаивал Г.М., — но толстый и круглый, как шар, румяные щеки. Все время что-то жует. Уотерфорд! — Он повернулся к Пэм: — Помнишь, куколка? Именно он проспорил мне пять гиней, когда заявил, что я не съеду на роликах с Ладгейт-Хилл!

— Насколько я понял, вы… мм… хорошо его знаете? — спросил Уэст.

— Кого, старину Пинки? Да мы с этим мошенником вместе учились в школе! Пару раз встречались в Кембридже. Да, я знал, что он вскочил в золотую колесницу, но и представить не мог, чтобы такого тупицу назначили епископом!

— Значит, вы с ним друзья? — не отставал Уэст.

— Закадычные! — отвечал Г.М., который говорил правду, как ему казалось. — Честное слово! И вот что я еще вам про него скажу. Старина Пинки ужасно вспыльчив — о, как он орет и ругается! Но потом всегда отходит. Он поддержит племянника, даже если викарий занимается демонологией или молится деревьям. Так что не особенно беспокойтесь за викария. Впрочем, он сам едва ли волнуется.

Уэст облегченно вздохнул.

— Просто чудесно! — вскричала Джоан. Глаза у нее загорелись. — Значит, бояться нечего. Как говорит миссис Рок, — она улыбнулась, — наш базар станет самым веселым и радостным из всех церковных базаров на свете!

У каждого, кто в тот вечер, без десяти шесть, входил в Пороховой склад через единственный, северный вход в торце здания, были все поводы для радости. Любой согласился бы с миссис Рок: то действительно был самый веселый и радостный из всех церковных базаров на свете.

Любой, но не Гордон Уэст, который в то время сидел у себя дома, поглощенный работой: он правил рукопись.

После того как все гости разошлись, Уэста терзали дурные предчувствия. Они не были связаны с возможными выходками сэра Генри Мерривейла. Дурное носилось во влажном, пропитанном дождем воздухе; дурное было в чьих-то чувствах — он даже сам не мог сказать в чем.

Съев обед, приготовленный миссис Уич, Уэст зажег настольную лампу, стоявшую рядом с пишущей машинкой, а потом еще две, чтобы рассеять сумрак, предвещавший новый дождь. Он вернулся за письменный стол, отодвинул машинку и занес ручку над рукописью «Барабанов Замбези».

Он работал медленно и тщательно, иногда вставая и снимая с полки ту или иную книгу, чтобы проверить спорное место. Уэст хорошо представлял себе окрестности реки Замбези, но в их современном виде, а действие его романа разворачивалось в 1886 году, задолго до того, как в те края пришло «проклятие прогресса».

В голове всплывали различные картины. Красные отблески на воде, черные весла, которые то погружались в воду, то выныривали из нее; грохот барабанов, доносящийся с противоположного берега. Однако в картины прошлого упорно вторгались иные образы и мысли.

Например, он еще никогда не видел, чтобы человек менялся так быстро, как Пэм Лейси. Не далее как вчера он наблюдал, как она несется на роликах по Главной улице, впереди Гарри Голдфиша, Томми Уайата и других детей, к стайке которых она, кажется, примкнула. Он видел, какая перемена произошла со Стеллой Лейси, однако отнесся к этому с улыбкой и без раздражения.

Стелла изменилась… да нет, она просто стала обыкновенным человеком. Кокетство, которое раньше иногда раздражало его, а иногда (как он признался самому себе) завораживало, сменилось прямотой и искренностью, как у Джоан.

Однако беспокойство отчего-то ассоциировалось у него с белым цветом, именно с белым. Тикали наручные часы. Пошел дождь; он шумел и шелестел в листьях. Наконец Уэст отложил ручку и начал расхаживать по комнате.

И тогда он наконец вспомнил.

Конверт, сложенный пополам и измятый, как будто долго хранился у кого-то в заднем кармане брюк, лежал на диване, где раньше сидел сэр Генри Мерривейл. Он помнил, сколько раз Г.М. поворачивался, чтобы спросить что-то у Пэм Лейси. Конверт вполне мог выпасть у него из кармана и теперь лежал на диване.

Уэст поднял его.

Адрес гласил: «Сэру Генри Мерривейлу, отель «Лорд Родни», Стоук-Друид» — и был написан шариковой ручкой, печатными буквами. На конверте стоял штемпель Гластонбери; письмо было отправлено в пятницу, то есть вчера, без пятнадцати двенадцать.

Возможно, письмо носило личный характер, он не имел права заглядывать в него и должен был передать владельцу. Но конверт показался Уэсту таким знакомым!

Уэст, как и многие другие (не спрашивайте, откуда возникают слухи; еще Вергилий осуждал сплетников!), уже знал, что попытка найти автора анонимных писем по почтовым штемпелям не увенчалась успехом. Все жители Стоук-Друида ездили в Гластонбери или Уэллс по крайней мере раз в неделю — на машине или на автобусе, по главной дороге. Иногда добирались и до Бристоля. И все же…

После внутренней борьбы он отбросил принципы и вытащил из конверта сложенный пополам листок бумаги. Письмо было написано теми же мелкими печатными буквами, что и адрес.

«Мой дорогой сэр Генри!

Вы начинаете меня интересовать. Хотя я не рассматриваю Вас как угрозу, поскольку разум не может победить меня в той игре, какую я веду, я все Вам расскажу. Та женщина испугалась, как она того и заслуживала; другие были напуганы каждый по своим заслугам. Моя работа окончена, мой путь завершен. Примите заверения в совершенном к Вам почтении.

Ваш искренний друг,

Вдова».

Некоторое время, потрясенный близостью и в то же время недостижимостью страшного образа, Уэст стоял неподвижно. Сердце бешено колотилось у него в груди. Затем, как будто в голову ему пришла новая мысль, он поспешил к столу. Из нижнего ящика он достал большое увеличительное стекло. После долгого и тщательного изучения ему удалось обнаружить в верхнем левом углу обычной почтовой марки за два с половиной пенни бледный голубой крестик.

Проверка по почтовым штемпелям. Вдову уже засекли!

Уэст механически сунул сложенный листок обратно в конверт. Положил конверт на стол и снова принялся за правку.

За открытой дверью монотонно капал и плескал дождь. Уэст поправил еще двадцать страниц, то заменяя слово, то исправляя ошибку, когда услышал на тропинке чьи-то тяжелые шаги.

На пороге появился инспектор Гарлик в блестящем от дождя плаще, надетом поверх форменного мундира. В форме он выглядел более деловитым, даже зловещим. На часах Уэста было без четверти шесть.

— Извините, сэр. — Инспектор отдал ему честь. Козырек фуражки сверкнул в лучах лампы. — Сэр Генри не у вас?

— Нет. Он ушел.

Уэст взял со стола конверт с письмом и протянул Гарлику:

— Взгляните-ка! Должно быть, выпало у сэра Генри из кармана.

— Спасибо. — Суровое лицо с родимым пятном на щеке посуровело еще больше. — Позвольте спросить, вы его читали?

— Да.

— Вы не должны были так поступать, сэр. Содержание письма вас не касается.