Все дальше и дальше - Сью Уэлфер

— Очень мило с вашей стороны, но нет, спасибо, в моем возрасте после пребывания на солнце я становлюсь похожа на подгоревшую буханку с отрубями. К тому же я уже слишком стара, чтобы играть в амура.

Сара покраснела.

— Но амур тут ни при чем.

Моника засмеялась.

— Правда? Где же твои глаза? Позвони, когда приедешь домой. Надо поговорить о спонсорской схеме.

И Моника ушла, оставив за собой шлейф дорогих духов.

— Чай? — предложил Адам, и, не говоря ни слова, Сара последовала за ним сквозь шторку из полиэтилена. Возможно, по возвращении из погреба ей удалось избавиться от припухлости и темных потеков под глазами, но странные электрические разряды все еще вспыхивали у нее внутри. Каждый раз, когда она смотрела на Адама, между ними пробегала искорка, как в приборе ван де Граафа, который показывают в школе на уроках физики: крутишь ручку, накапливая ток в сфере, и загорается яркая голубая вспышка, от которой волосы встают дыбом. Сара невольно провела рукой по волосам: вдруг они и на самом деле наэлектризовались, — и в то же время задумалась, о чем они будут говорить, чувствуя растущую робость и неловкость.

Он обернулся проверить, не заблудилась ли она.

— Ты не боишься высоты?

Сара зарделась.

— Плачу ли я, забравшись на большую высоту, ты это хочешь узнать?

Он засмеялся.

— Нет. Неужели плачешь?

Сара покачала головой.

— Нет. Не боюсь — почти.

Пройдя через очередную арку, они на этот раз взобрались по винтовой лестнице, встроенной в обитую панелями стену. Наверху была деревянная дверь с железными скобами, которая вела на плоский участок крыши между покатыми свинцовыми желобами. Очутившись на ярком дневном свету после сумрака церкви, Сара была ошеломлена. Ослепленная сиянием солнца, она прищурилась, а когда глаза привыкли, то увидела, что с площадки открывается вид на многие мили во всех направлениях: отсюда был виден город и маленькая городская площадь, крыши, выложенные выцветшей оранжевой черепицей и крытые блестящим темно-серым сланцем. Ближе к реке дома редели, а берег резко опускался вниз, а вдалеке виднелась россыпь деревушек и болота, обширные равнинные пространства, над которыми повисла летняя дымка, смягчая суровые очертания.

Она понятия не имела, что церковь святого Варфоломея так выигрышно расположена, и на несколько секунд застыла, завороженная видом. Потом поняла, что Адам стоит у нее за спиной, и обернулась. Поставив чашки на уступ, он достал из-за парапета два складных стула.

— Здесь нужно поставить столики и зонтики. Превосходное место для кафе на крыше.

— Ты почти попала в яблочко, — ответил он, приглашая ее сесть. — Когда мы проводили первое исследование, у команды проектировщиков возникла такая идея. Но затраты на укрепление крыши оказались слишком высоки. Так что можешь считать, что нам повезло и мы в числе избранных.

Она села рядом с ним, и несмотря на ее опасения, ей было с ним удивительно легко. Он достал полпакета шоколадного печенья из кармана потрепанной джинсовой куртки и сложил куртку в виде подстилки. Сара засмеялась.

— Настоящий джентльмен.

Он улыбнулся и протянул ей печенье.

— Ты пропустила роскошное печенье, которым потчевали гостей, так что это самое меньшее, что я могу предложить.

Нежась на солнышке в компании Адама Грегори, Сара просидела на крыше примерно час. Они говорили о ее картинах, его работе, перепланировке церкви, о римских скульптурах, о крышах, прекрасном виде, о благотворительности и представлениях, которые будут проходить в центре святого Варфоломея по окончании ремонта. Но они ни разу не упомянули о том, что он ее поцеловал.

— Меня тоже пригласили участвовать в летней выставке.

— Правда? — удивилась Сара, и в тот же момент поняла, как грубо прозвучал ее вопрос.

Адам просиял, и ее поразило, как ему шла улыбка.

— Спасибо за комплимент, хотя, вероятно, твой насмешливый тон оправдан. Это часть демократичной политики комитета: рабочих стройки попросили сделать свой вклад в выставку. Когда они перестали ворчать и дурачиться, оказалось, что многие способны на поразительные вещи. Двое каменщиков сложили мозаику. Надеюсь, удастся договориться с сильными мира сего и установить ее в фойе.

— А ты что сделал?

— Теперь уже не скажу.

Сара вспыхнула.

— Извини.

— Ну ладно. Маленький пейзаж пером, раскрашенный акварелью, который я нарисовал прошлым летом в Барселоне. Нужно только отдать его в багетную мастерскую…

Сару озарило, что ей нужно сделать то же самое.

— О боже. Я собиралась заехать в художественный магазин и сдать свои картины сегодня. Черт. — Взглянув на часы, она подсчитала, успеет ли заглянуть домой и забрать картины.

— Один мой знакомый делает рамки дома. Очень дешево, могу дать телефон, если хочешь, — сказал Адам. — У него мастерская на Магдален-Сент-Джозеф. Знаешь, где это?

Она кивнула, ответив, что знает, где это, и ее заинтересовало это предложение.

Когда они молчали — это молчание вовсе не казалось неловким, — а когда он говорит веселым голосом, вокруг его глаз появляются крестики морщинок, густые седеющие волосы вьются на шее, и руки у него сильные и красивые. Ей было легко и очень приятно, по телу пробегали странные маленькие электрические разряды.

Чуть позже половины третьего Адам проводил ее вниз по лестнице. Сара ехала домой с теплым и солнечным чувством. Лишь добравшись до развилки, ведущей в деревню, она услышала, как самодельная дамба, построенная ее сознанием, рухнула с оглушительным грохотом.

Она резко затормозила. Какого черта происходит? Как она могла забыть о том, что ей известно? Она подвергала себя опасности и чуть было не совершила то, в чем ее обвиняли, и в идиотской эйфории забыла о том, что об этом знает весь город. Откровенные сцены с участием Дженни Бек и Криса всплывали в ее воображении, как вышедшая из берегов река, закипели и покатились волнами вперемешку с грязью, мусором и обломками кораблекрушения. К тому времени, когда Сара свернула на подъездную дорожку к дому, она испытывала почти физическую тошноту.

Как только Крис зашел на кухню Дженни, то сразу понял, что попал в засаду. Он почуял большую беду. Крупные неприятности. Жалюзи были полуприкрыты, комната погружена в праздную дрему, воздух отяжелел от дыма ароматических палочек.

Дженни появилась на пороге в длинном черном платье-халатике, которое облипало ее пышные формы, словно мокрые водоросли, демонстрируя каждый изгиб и в то же время напоминая какую-то экзотическую подарочную упаковку. От нее исходил пряный, теплый аромат, и хотя Крис не имел понятия, что это за духи, он бы назвал их «Секс в летний день».

— Ты быстро добрался, — промурлыкала она. Ее глаза потемнели, зрачки сверкали в полумраке.