Мальчик, который не переставал расти… и другие истории про гены и людей - Эдвин Кёрк

Примерно в то же время, когда Рэйчел и Джонни Казелла узнали страшный диагноз своей дочери Маккензи, похожее известие пришлось услышать родителям еще двух детей, лежавших в Сиднейской детской больнице, и услышали они его от меня. За десять дней я дважды пережил во многом повторяющийся разговор, произнес те же самые жестокие слова. Теперь мы знаем, что с вашим ребенком. Эта болезнь неизлечима, она будет непрерывно прогрессировать и через несколько лет приведет к смерти.

С каким бы тактом и состраданием вы ни сообщали эту новость, как бы мягко ни старались сформулировать ее, вы знаете, что это тяжелый удар. Для родителей этот день навсегда запомнится как один из худших в их жизни.

В какой-то момент — нередко в тот же самый час, когда родители узнают страшный диагноз, — они задают тот же вопрос, который задавали Рэйчел и Джонни. Почему это случилось с нашим ребенком, с нами? Неужели ничего нельзя было сделать? Теперь беременные часто проходят тест на хромосомные нарушения и нередко ошибочно полагают, будто он может выявить все наследственные заболевания. Поэтому неудивительно, что сразу возникает другой вопрос: мы ведь прошли все тесты, почему же это не выявили?

Практически у всех, у кого рождается ребенок с аутосомно-рецессивным заболеванием, отсутствует семейная история этой болезни, какой-либо прецедент, предупреждающий о возможном риске. При заболеваниях, сцепленных с X-хромосомой, такая история может прослеживаться в семье, но чаще такого не бывает. А значит, единственный способ узнать, не являетесь ли вы носителем, до того как родится больной ребенок — это пройти тестирование на носительство. На протяжении большей части моей профессиональной деятельности таких тестов для большинства заболеваний просто не существовало, либо они не были общедоступными. Когда я сообщал родителям дурную весть, я хотя бы мог посмотреть им в глаза и сказать, что невозможно было узнать заранее, случится ли это с их ребенком.

Теперь, однако, положение меняется.

Несколько лет назад, когда впервые стало ясно, что технология массивного параллельного секвенирования скоро станет доступной по приемлемым ценам, я всерьез задумался о скрининге на носительство. Здесь я заметно отстал от жизни.

Обычно носительство рецессивных заболеваний[163] никак не проявляется. Есть, однако, исключения, и самое известное среди них связано с малярией и группой заболеваний, поражающих эритроциты. Различные виды малярийного паразита (из рода плазмодиев) в ходе своего жизненного цикла мигрируют от людей к комарам и обратно. В человеческом организме паразит проводит часть жизни внутри эритроцитов (их заглатывают комары, когда пьют кровь, затем заражают других людей, и все это повторяется снова и снова). Существует группа заболеваний крови — талассемий, при которых гемоглобин, белок, переносящий кислород, имеет аномальное строение, отчего, в свою очередь, меняется строение содержащих его эритроцитов. Они становятся ломкими и не способны долго просуществовать в кровотоке после того, как сформировались; в самых тяжелых случаях больные дети не живут дольше трех лет без регулярных переливаний крови.

У носителей, однако, дела обстоят гораздо лучше. Небольшая ломкость не мешает их эритроцитам достаточно успешно справляться с переносом кислорода в организме и, как правило, вообще не вредит здоровью. Но с точки зрения плазмодия[164] эти слегка аномальные клетки неудобны для проживания. Это отчасти защищает человека от малярии, в особенности от ее самых тяжелых форм. Малярия все еще остается смертельно опасной болезнью: согласно данным, представленным в продолжающемся исследовании «Глобальное бремя болезней, травм и факторов рисков», в 2017 г. от малярии в мире умерло 619 827 человек[165], притом что общая смертность за этот год составила 56 млн. Понизив риск умереть от малярии, вы повышаете свои шансы прожить достаточно долго, чтобы обзавестись детьми и передать свои гены следующему поколению. Это называется давлением отбора: если у человека с данным вариантом гена больше вероятность успешного размножения, этот вариант будет все больше распространяться в популяции.

Комары, переносящие малярию, любят погорячее — или как минимум потеплее: до того как люди стали бороться с малярией, она встречалась на территории до 32° ю. ш. и до 64° с. ш. (!), однако наиболее высокие показатели заболеваемости всегда приходились на экваториальный пояс, и это положение сохраняется в основном до сих пор. Там, где есть (или была) малярия, ожидаемо обнаруживаются талассемия и родственные ей заболевания, и доля носителей может быть очень большой[166]. Среди прочего туда входят страны Средиземноморья — в том числе Италия, Греция и Кипр.

В 1955 г. итальянцы Ида Бьянко и Энцо Сильвестрони предложили идею превентивной консультации: выявив пару носителей, рекомендовать им не заводить детей. За эту непростую задачу взялся молодой выпускник медицинской школы Георгий Стаматояннопулос. В 1966 г. он отправился в Орхоменос, греческий поселок с населением в 5000 человек, и занялся обследованием жителей на серповидноклеточную анемию (разновидность талассемии, распространенная в Африке, но встречающаяся также и в других местах, например в ряде регионов Греции). Носителей оказалось много, почти четверть всего населения. Каждый сотый ребенок в поселке рождался больным. Стаматояннопулос рекомендовал неженатым и незамужним носителям держаться друг от друга подальше и выбирать для брака тех, кто носителем не является, но, посетив поселок повторно, обнаружил, что его совету не вняли. В этом смысле опыт провалился — но это была первая попытка скрининга на носительство наследственных заболеваний в целях планирования семьи, которая позволила получить немало информации. К 1971 г., когда Всемирная организация здравоохранения направила Стаматояннопулоса на Кипр в качестве консультанта по проблеме талассемии, он уже был хорошо подготовлен.