Квинканкс. Том 1 - Чарльз Паллисер

— Доброе утро, — неуверенно начала матушка. — Я хотела бы предложить вам свои услуги по изготовлению нарядной вышивки.

Вначале женщина не поняла, и матушке пришлось повторить свои слова. Продавщица нахмурилась, подошла к нам вплотную и проговорила свистящим шепотом:

— Вам нужно в заднюю дверь. Что это вам вздумалось лезть в переднюю?

— Куда мне идти? — испуганно спросила матушка.

— На выход и за угол.

Стараясь по возможности сохранять достоинство, мы вышли, обогнули извозчичий двор и с трудом нашли зады лавки. Воспользовавшись указаниями юнца, который грузил коробки на ручную тележку, мы взобрались по задней лестнице и очутились в просторной голой комнате под крышей, где вокруг гигантского, заваленного материалами стола сидели два десятка женщин (преимущественно молодых) и так усердно делали стежки, что едва ли кто-нибудь из них поднял на нас глаза; исключение составила лишь одна — она была старше большинства остальных и как раз надевала шляпку, собираясь, по-видимому, уйти.

— Чего вы желаете? — спросила еще одна женщина постарше, вставая и направляясь к нам (она шепелявила, поскольку держала во рту уйму булавок).

Матушка повторила свое предложение, но женщина отвернулась и грубо бросила:

— Не отнимайте у меня время. Убирайтесь прочь.

— Как вы смеете подобным образом разговаривать с леди! — взвился я.

Обернувшись, женщина проговорила ехидно:

— Ого, так она леди? В первый раз слышу, чтобы леди являлась выпрашивать работу.

Матушка потянула меня за порог, но, пока мы медленно спускались, заметила:

— Ну почему они все такие грубые?

У дверей нас догнала женщина, которая готовилась уходить.

— Видите ли, милочка, — любезно проговорила она, — на вышивку сейчас нет спроса. Вы ведь знаете, леди сами любят вышивать, и оттого цены сбиты почти до нуля.

— Мне необходимо найти работу, чтобы кормить себя и моего сына!

Единственный выход — устроиться простой швеей. Но пока не начался сезон, на эту работу нет спроса, да и сможете ли вы трудиться часами не разгибая спины, если вас к этому не приучили с детства.

Мы ее поблагодарили, и она поспешила прочь.

— Я этому не верю, — воскликнула матушка. — Должны найтись люди, которым нужна художественная вышивка. Если бы та дурная женщина не украла мои вещи, я бы показала им образец, и, не сомневаюсь, они бы его купили.

Как бы то ни было, слова этой женщины подтвердились — во всяком случае что касалось меня; приблизительно неделю мы бродили из одной портновской лавки в другую, часто наталкиваясь на грубость, но иногда встречая добрый прием.

Меня утешало то, что матушка, несмотря на все разочарования, была на удивление весела. Вечерами она или работала над вышивкой (как я предположил, не попавшей в руки ворам) или писала что-то в записную книжку.

Однажды вечером, когда я был особенно расстроен тем, что в очередной раз не сумел уговорить ее обратиться за местом гувернантки в одно из бюро, где мы еще не побывали, она сказала:

— Знаешь, Джонни, все сложится хорошо. У меня есть замысел.

— Что за замысел?

— Подожди, увидишь. — Загадочно улыбаясь, она покачала головой.

Приблизительно в это время я предложил матушке перебраться в жилище подешевле еще до истечения месяца, нами оплаченного. В бедных кварталах нам часто попадались на глаза карточки в окнах с предложением гораздо более дешевых комнат. Матушка нехотя согласилась, и мы сняли жилье на Мэддокс-стрит — по виду чистое и респектабельное. Хозяйка, миссис Филлибер, показалась женщиной приятной и приличной, и взяла она с нас семь шиллингов в неделю за одну комнату.

Миссис Марраблес была недовольна тем, что мы съезжаем досрочно, и отказывалась вернуть плату за непрожитые дни, если не сможет найти на это время других жильцов. Нельзя было отрицать, что она была в этом права, но, к счастью, нашелся клиент, готовый въехать немедленно и платить больше, чем платили мы. Тем не менее она отказалась вернуть нам плату полностью; ее характер открылся перед нами с неожиданной стороны.

— Как же, миссис Оффланд, мне пришлось хлопотать, беспокоиться, и это должно быть оплачено. Время — деньги, знаете ли; забыть об этом значило бы ограбить себя и свою семью.

Наконец я ее уговорил, и мы порешили на том, что она вернет нам плату за неделю и вступит во владение нашими комнатами в тот же день после полудня. Теперь, при более тесном знакомстве, оказалось, что, хотя наше новое жилье расположено в каких-нибудь двух-трех кварталах от прежнего, место это куда менее респектабельное; настроение у матушки, как я заметил, упало.

— Знаю! — выкрикнул я. — Давай устроим пир по случаю новоселья!

Она захлопала в ладоши:

— Да! И я приготовлю негус! Совсем как в старые дни. Ты прав, Джонни. С этого дня тут будет наш дом, поэтому я напишу Биссетт, пусть пришлет деньги сюда.

Заручившись помощью молоденькой служанки, мы послали ее за двумя отбивными, булочками на четыре пенса и капелькой бренди для негуса. Тем временем мы нагрели тарелки на каминной решетке и привели в порядок комнату. Когда девушка вернулась с покупками (а также с печеной картошкой из кулинарной лавки, кувшином молока, пригоршней пряностей и двумя яйцами, приобретенными у миссис Филлибер), матушка поджарила отбивные на решетке, подвешенной над огнем на паре подставок. Уплетая их, мы веселились, довольные собой; снаружи они немного подгорели, внутри были жестковаты, но в целом приготовлены превосходно.

Потом я насадил булочки на вилку для тостов и стал их поджаривать, а матушка взялась за приготовление негуса. Наблюдая за нею, я заметил внезапно, что вид у нее очень невинный и ранимый, лицо сияет радостью в предвкушении негуса и, как я догадался, при мысли о письме человеку, достойному любви и доверия. Мне было страшно, что она не подозревает, как плохо могут пойти наши дела; странным образом я чувствовал себя старшим из нас двоих. Мне помнилось, с каким холодным, расчетливым выражением смотрели на нее чужие люди; ни на что, думал я, нельзя полагаться — и уж конечно, не на верность Биссетт.

Когда негус был готов, матушка отлила мне треть стаканчика и мы выпили за здоровье друг друга горячий, ароматный напиток.

Я выдохнул:

— Он еще противней, чем раньше!

Матушка рассмеялась и села писать письмо.

— Ты дашь ей наш адрес? — спросил я.

— Конечно, сыночек. Иначе как же она пошлет нам деньги! Какой же ты смешной.

Я заколебался, но не решился заговорить.

Она взглянула на меня, задумчиво прижимая к щеке кончик пера:

— Я ей пишу, чтобы она вычла из вырученной суммы все свои затраты — на устройство продажи, на это письмо и прочее — ив добавление взяла, в качестве выходного пособия, жалованье за три месяца. — Кончик пера оставил у нее на лице чернильный след. — Как ты думаешь, это будет по-честному?