Семь отмычек Всевластия - Антон Краснов

— А при чем тут Змей Горыныч? — спросил Афанасьев

— Терпение. Змей Горыныч — это поэтическое переосмысление ракетного оружия, которое русичи, понятно, видели впервые. Доказательства? О, eh bien[17]! Так вот, во-первых, Змей Горыныч — носитель огня, — с жаром продолжал Пелисье, — «из ноздрей пламя пышет». Огонь, используемый им как оружие, способное опалить или даже сжечь. Во-вторых, Змея Горыныча постоянно сопровождают клубы дыма… «из ушей дым валит». А заряд перед запуском поджигался либо при помощи раскаленного шила, либо при помощи запальных шнуров. Ракеты, начиненные порохом, в полете искрили и дымили. Далее. Змей Горыныч многоголов. Шарообразная или бочкообразная форма снарядов напоминает голову какого-то животного, по крайней мере так могли счесть не слишком образованные русские крестьяне. А так как оружие китайского происхождения, а китайцы были склонны к эстетизации предметов быта и оружия, то могло статься, что пороховые снаряды раскрашивали под головы драконов. Тогда неразорвавшиеся снаряды могли восприниматься защитниками русских городов как кем-то отрубленные головы чудовища.

— Ну и премудрость. Тут и Добродеев ногу сломит! — вставил Васягин.

— Все проще, чем вы думаете, — элегантно отозвался Пелисье. — Далее. У Змея Горыныча черная кровь, которая подолгу не может впитаться в землю, поскольку ее «не хочет принимать земля русская». И опять же все очень просто. Из неразорвавшихся зажигательных снарядов вытекала черная маслянистая жидкость, с трудом впитывавшаяся в землю и вполне воспринимаемая как кровь Змея Горыныча. Нефть — вот что это такое.

— Так вот, значит, где родина Змеев Горынычей! — завопил Афанасьев. — Персидский залив! А президент Буш кровушку змеиную пьет, империалист проклятый!

На этом кухонные прения по сомнительной персоне Змея Горыныча завершились. Никому и в голову не приходило, какое неожиданное завершение они могут получить…

3

Это уже было. Женя Афанасьев стоял на берегу Волги, глядя в широкую спину Эллера. Только вместо белокурого Альдаира был толстый, непрестанно пыхтящий Поджо, а вместо Коляна Ковалева — его двоюродный брат Жан-Люк Пелисье, которого все уже звали на русский манер просто Ваней.

— Ну что, Эллер, — сказал Женя, — мы с тобой уже сработанная команда, так что давай начинать.

Рыжебородый дион согласно кивнул и, присев на корточки, опустил руку в реку. На боку его висел молот Мьелльнир.

— Кстати, — заметил Женя, — твой отец мог быть известен на Руси как Перун. Или это папаша Альдаира?

— Черт его знает! — отмахнулся Эллер, который давно уже овладел русскими разговорными выражениями.

Афанасьев не стал повторять уже изрядно поистаскавшуюся шутку о том, что если Добродеев и знает, то все равно его здесь нет. Он просто присел рядом с Эллером, а толстый Поджо, пыхтя и пытаясь втянуть свой огромный толстый живот, последовал их примеру. Пелисье что-то записывал в книжечку.

— Ваня, заканчивай свои летописи, — обратился к нему Афанасьев, — пора. Не стучи зубами. Что русскому здорово, то немцу — смерть… но ты-то француз, к тому же с русской матерью. Так что давай сюда, к нам. Сейчас будем перемещаться.

Пелисье, оставляя во влажном после недавнего дождя песке глубокие следы, подошел к ним и присел.

— Поджо! — скомандовал брату Эллер. — Делай так, как тебя учили Галлена и Вотан! Нельзя же все силы тратить на перемалывание жратвы!

Живая цепь из людей и дионов вздрогнула, словно пронизанная током высокого напряжения. Песок шевельнулся под ногами как живой, а волосы на голове Пелисье поднялись дыбом. Женя хоть и прошел сквозь одно ПЕРЕМЕЩЕНИЕ, все равно почувствовал, как в нем неумолимо раскручивается клокочущая воронка пустоты, стылого, звериного страха. Это было так же непривычно, как в первый раз. Пополз перед глазами мутный горизонт, звуки замедлились и размазались, как будто зажевало громадную магнитофонную ленту… Тут за спинами четверки вскинулось басовито-радостное «ммм-ме-э», и козел Тангриснир, выскочив на берег, радостно устремился к хозяину. Эллер хотел пошевелиться, но не сумел, потому что уже заработали разбуженные силы Перемещения. Песок свился змеями, тяжело и холодно обвивая ноги, и потянул вниз. Привычное чувство полета прорвалось в каждой клеточке четырех тел, Афанасьев закрыл глаза…

А когда открыл, то увидел зеленую прибрежную траву, свежую, ароматную. Прозрачная, непривычно чистая река катила свои воды. С радостным криком козел Тангриснир принялся жевать сочную траву Древней Руси.

И карлики с птицами спорят за гнезда,

И нежен у девушек профиль лица,

Как будто не все пересчитаны звезды,

Как будто наш мир не открыт до конца!

Гумилев

1

Древняя Русь, около 1242—1243 годов

— Очень хорошая погода, — констатировал Афанасьев, вставая с травы и подозрительно глядя на проклятого Тангриснира, который, если пользоваться железнодорожной терминологией, успел вскочить на подножку уходящего поезда. Вот только этой твари и не хватало на Руси, где по милости хана Батыя и так проблем достаточно.

— Да, — согласился с ним Пелисье. — Мне кажется, что в тринадцатом веке было теплее, чем в нашем, двадцать первом.

— Жарят мясо! — сказал Поджо, тыча сосискообразным пальцем в сторону группы строений, обнесенных довольно внушительным забором из бревен. Это была деревянная крепость, одной стороной выходившая к реке. Посреди огражденного пространства торчала высокая бревенчатая же вышка, на которой дремал человек в шлеме и кольчуге. Он привалился спиной к простенку и клевал носом.

— Это застава. Так службу несут наши предки, — неодобрительно сказал Афанасьев. — Впрочем, какие они предки? Ведь древние русичи имеют такое же отношение к русскому народу, как римляне — к итальянцам.

— И тем не менее это не извиняет типа, дрыхнущего на вышке. Заснуть на посту — это непорядок, — назидательно заметил Пелисье, по телу которого пробегала крупная дрожь.

Эллер, очевидно взявший на себя основные затраты энергии по Перемещению, ничего не говорил. Он только мотал головой и мычал, сидя на корточках. В этом смысле его подопечный, козел Тангриснир, выглядел даже интеллигентнее своего хозяина.

— Жарят мясо! — повторил Поджо и решительно направился в сторону заставы, переваливаясь на коротких крепких ногах. Мощные мышцы бедер так и играли под одеждой прожорливого диона. — Туда.

— Ну все, — сказал Афанасьев. — Пропала застава. Прибытие Поджо и Тангриснира ее подкосит. Тут, наверное, неподалеку город какой или деревня. Видишь, из ворот заставы выезжает обоз с мужиками.