Безопасный уровень - Константин Зубов

Среди мужчин я узнал только Олега, его лицо было, как всегда, невозмутимым. Женщинами же оказались Джейн и улыбающаяся Катя.

— Кирилл сказал, что с тобой важный заложник, — без приветствия перешел к делу Олег. Не иначе, его роль главного стала постоянной. Он указал на Лилонт: — Это оно?

— Это она. Жена Верховного Вершителя.

В начинающихся сумерках повисла зловещая тишина. Наемники медленно с ног до головы рассматривали все сильнее белеющую пленницу. Для них стало сюрпризом, что она не человек. Никто больше не улыбался.

Молчание прервал Кирилл:

— К вам приближаются два вертолета с охотниками, хорош прокрастинировать, действуйте согласно плану.

— Так точно. В наручники это… эту. И вперед!

Это твердое знакомое «вперед» придало уверенности. Мы побежали к лестнице, ведущей внутрь здания. Одновременно послышался шум вертолетных лопастей.

Электричество не работало. Катя, незаметно подошедшая сзади, протянула мне фонарь.

— Я рада, что вы вернулись, — негромко сказала она, и я скорее почувствовал, чем увидел, ее вторую за несколько минут улыбку. Не мешая порыву Роберта, я нащупал в темноте и сжал ее руку.

— Хозяева дома отвлечены, но сюрпризы возможны, смотрите по сторонам.

Олег шел по коридору, луч его фонаря разрезал темноту. Красные символы, сплошь покрывающие стены, показались мне смутно знакомыми, а выхваченная из мрака огромная пентаграмма, намалеванная на неработающих дверях лифта, подтвердила догадку: это логово очередных сектантов. Сатанизм, демонология, принесение жертв были излюбленной темой восьмого канала.

Мы уже подошли к лестнице на второй этаж, когда сзади послышались приглушенные голоса, и на люк, который мы заблокировали изнутри, посыпались тяжелые удары.

— Быстрее!

Я почувствовал легкий толчок в спину и ускорил шаг. Круг света от фонаря скакал по ступенькам перед ногами. Второй этаж, и снова длинный коридор. Один из наемников остался у лестницы. Конструкция здания не подразумевала сквозного спуска. Так попавший в западню человек мог подвергнуться большим испытаниям. Этот основополагающий принцип всех хоррор-шоу был знаком мне с детства, только сейчас он вовсе не казался правильным.

Лестница. Я услышал шаги и обернулся: отставший наемник догонял нас, а за его спиной с третьего этажа уже спускались лучи фонарей.

— Вниз! — он резко развернул меня и толкнул. Я, потеряв равновесие, засеменил ногами, стараясь попасть на ступени. Может, и удалось бы, но тут сзади раздался оглушительный взрыв, и я рыбкой нырнул на лестничный пролет. Плечо пронзила острая боль.

Коридор заволокло дымом, глаза щипало, а в ушах звенело. Крепкие руки подняли меня, а на голове вдруг оказался противогаз. Сквозь слезы и мутные стекла я едва различал спину бегущего впереди человека. Кто-то задержался на лестничном пролете и дал очередь в дымный мрак второго этажа. Охотники ответили шквалом огня. Пули с визгом рикошетили, и я представил, как со стен кусками отваливаются красные рисунки вместе со штукатуркой.

Следующая лестница вела в подвал. Весь отряд был в сборе. Замыкающий быстро доложил:

— Еще две ловушки на их пути — несколько минут у нас есть.

Олег кивнул, ни тени эмоций не проскользнуло по его лицу.

— Все вниз. Вася, замыкаешь.

Подвал отличался архитектурой от основного здания, так как это был не подвал, а подземелье. Фонари можно было не зажигать — красные знаки ярко светились на черных каменных стенах. По сравнению с этим местом пещера Вершителя показалась мне уютной и домашней. А еще тут кричали. Со всех сторон. И стонали. И пели. И еще производили какие-то трудно описываемые звуки. По коже пошли мурашки.

— Не растягиваться: местных жителей Кирилл вряд ли сумел отвлечь. Зарядить солевые патроны и приготовить святую воду.

Приказ исполнили на ходу, а Вася, шедший последним, убрал автомат и достал из-за спины длинный меч, на котором сияли голубые руны.

Мы оказались в лабиринте: двухметровые туннели разбегались в разные стороны, новые перекрестки появлялись в пределах видимости, едва мы проходили предыдущие. Каменные стены, казалось, шевелились и текли. Шли молча. Звуки шагов и крики эхом отражались от стен подземелья. Запах серы раздражал ноздри. Два раза какие-то темные твари бросались на нас из закоулков, но я даже не успевал поднять оружие: их убивали мои спутники. Несколько выстрелов последовало сзади: нас догоняли.

Мы продвигались быстро. Нас вела Джейн. Ни разу не усомнившись в выборе направления, она уверенно поворачивала то в одну, то в другую сторону.

Вскоре я заметил, что остальные звуки перекрывает плач, он раздавался все ближе и ближе. Когда, казалось, его источник уже за следующим поворотом, я понял, что это не плач, а песня. Очень грустная прекрасная песня. Повинуясь знаку, все остановились.

— Так, за этим поворотом Плакальщица, — сказала Джейн, — идем цепочкой, расстояние полтора метра. Смотрим точно на ботинки впереди идущего, глаза не поднимать ни при каких раскладах, пока я не скажу. Всем ясно?

Всем было ясно: Плакальщица гипнотизировала взглядом. Попасть под ее чары означало смерть, но какая разница? Главное, что мы пройдем мимо нее, и я услышу ее голос совсем рядом.

— Пошли.

Я иду пятым и, как и было приказано, смотрю строго на сапоги Кати, идущей передо мной. Но не вижу их, я целиком обращен в слух. Плакальщица продолжает петь, вызывая в памяти смерч воспоминаний. Время замедляется, за каждый шаг я проживаю по несколько месяцев, несколько счастливых месяцев вместе с Ирой и Софьей.

Мелькают совместные семейные вечера, и я не просто вижу заново, как они проходят и заканчиваются, не только чувствую их теплую атмосферу, но и вижу альтернативные концовки тех же вечеров. Кто-то что-то говорит чуть иначе, и вечер кончается иначе, так же хорошо или даже лучше. Я много раз пересматриваю первое свидание с Ирой в самых разных вариантах. Совместные прогулки, которые заводят нас в самые разные места. Первые поцелуи. Много, много первых поцелуев. Медовый месяц превращается в медовый год. Рождение Софьи — в одной из версий у нас случается двойня, которую так хотела моя жена. Маленький кусочек счастья в розовом подгузнике ползает на карачках, делает первые неуверенные шаги, говорит первые слова, и это всегда «мама» или «папа». Рисунки на холодильнике: там нас всегда трое, а сверху светит огромное желтое солнце, старательно выведенное нетвердой детской рукой. Школа и первые успехи, многократно повторенные успехи Софьи, и я снова и снова чувствую гордость за нее.

Голос Плакальщицы удаляется — это плохо, но видения еще продолжаются — это хорошо.

Я тоже хочу!

Отстань! Дай досмотреть! Скоро конец коридора… И конец счастья.

Я тоже хочу посмотреть!