Цитадель - Арчибальд Кронин

- Вы Гэдсби знаете? - спросил Гоуп.

- Да, пришлось раз с ним встретиться, - Эндрью рассказал об экзамене.

- Узнаю нашего Мориса, - сказал Гоуп с горечью. - И такой проклятый втируша! Повсюду пролезет. Умная бестия, между прочим. Но исследовательская работа его не интересует. Он занят только своей собственной персоной. - Гоуп неожиданно рассмеялся. - Роберт Эбби рассказывает о нем забавную историю. Гэдсби хотелось попасть в члены клуба "Бифштекс", - знаете, это один из тех лондонских клубов, куда главным образом ходят обедать, и очень приличные там обеды, между прочим. Ну, Эбби, старичок услужливый, обещал Гэдсби (Бог его знает, зачем) похлопотать за него. Неделю спустя они встречаются. "Ну что, я принят?" - спрашивает Гэдсби. "Нет, - отвечает Эбби, - не приняты". - "Боже милостивый, - кричит Гэдсби, - неужели вы хотите сказать, что я забаллотирован?" - "Забаллотированы, - подтверждает Эбби. - Послушайте, Гэдсби: а вы когда-нибудь в своей жизни видели тарелку с икрой?" - Гоуп откинулся на спинку стула и завыл от смеха. Через минуту он добавил: - Эбби тоже состоит у нас в комитете. Он человек почтенный. Но слишком умен, чтобы ходить сюда часто.

Этот завтрак послужил началом, и впоследствии Эндрью и Гоуп много раз завтракали вместе. Гоуп, при всем своем грубоватом студенческом юморе и легкомысленном, озорном характере, был человек с мозгами. В его непочтительной критике было нечто здоровое. Эндрью понимал, что этот человек способен сделать что-нибудь в жизни. В минуты серьезного настроения Гоуп часто высказывал страстное желание вернуться к настоящей работе и интересовавшим его исследованиям процесса выделения желудочных ферментов.

Иногда ходил с ними завтракать и Джилл. Гоуп определял Джилла словами "славный человечек". Засушенный тридцатилетней службой (он проделал путь от конторского мальчика до принципала), Джилл все же сохранил человеческий облик. В конторе он работал, как хорошо смазанная, маленькая, легкая на ходу машина. Каждое утро неизменно одним и тем же поездом приезжал из Санбери и каждый вечер, если его не "задерживали" на службе, уезжал одним и тем же поездом.

В Санбери у него была жена и три дочери, был садик, где он выращивал розы. По внешним признакам это был типичный образец обывателя из предместья. Но под этой внешней типичностью скрывался другой, настоящий Джилл, который любил Ярмут зимой и. всегда проводил там в декабре свои свободные дни, которому заменяла библию почти выученная им наизусть книга под названием "Хаджи Баба", который был влюблен в пингвинов зоологического сада.

Как-то раз Кристин случилось быть четвертой за их общим завтраком. Джилл превзошел самого себя в любезности, поддерживая честь гражданского ведомства. Даже Гоуп вел себя с достойной восхищения светскостью. Он признался Эндрью, что с тех пор как познакомился с миссис Мэнсон, он как будто меньше чувствует себя кандидатом на смирительную рубашку.

Дни мелькали один за другим. Пока Эндрью ожидал собрания комитета, они с Кристин знакомились с Лондоном. Ездили на пароходике в Ричмонд. Набрели на театр под названием "Старый шут". Видели, как колышется под ветром вереск в Хемпстедской степи, узнали прелесть маленьких кофеен, куда забегаешь ночью выпить кофе. Они гуляли по Рочестер-роу и катались на лодке по Серпентайн. Они открыли обманчивые обольщения Сохо[*]. Когда же им уже больше не нужно было изучать маршруты подземки, раньше чем вверить себя ей, они начали чувствовать себя лондонцами.

Восемнадцатого сентября собрался совет комитета, и Эндрью, наконец, увидел всех. Сидя рядом с Джиллом и Гоупом и чувствуя на себе настойчивые взгляды последнего, Эндрью смотрел, как члены совета входили в длинный зал с золочеными карнизами: Винни, доктор Ланселот Додд-Кентербери, Челлис, сэр Роберт Эбби, Гэдсби и последним сам Билли Пуговичник - Дьюэр.

Еще до прихода Дьюэра Эбби и Челлис заговорили с Эндрью. Эбби сказал несколько спокойных слов, профессор излил на него поток любезностей, поздравляя со вступлением в должность. Дьюэр, войдя, повернулся к Джиллу и воскликнул своим странным, пронзительным голосом:

- А где наш новый врач, мистер Джилл? Где доктор Мэнсон?

Эндрью встал, изумленный внешностью Дьюэра, превосходившей даже описание Гоупа. Билли был низкого роста, сгорблен и волосат. Костюм на нем был ветхий, жилет весь в пятнах, карманы позеленевшего пальто отдувались, набитые бумагами, брошюрами, протоколами десятка различных обществ. Неряшливость Билли ничем не оправдывалась, так как он был очень богат и имел дочерей, из которых одна была замужем за пэром, обладателем миллионов. А между тем Билли, теперь, как и всегда, походил на грязного старого павиана.

- Со мной вместе в Куинсе в тысяча восемьсот восьмидесятом был какой-то Мэнсон, - проскрипел он благосклонно вместо приветствия.

- Это он и есть, сэр, - тихонько проговорил Гоуп, не устояв перед искушением.

Билли услышал.

- А вы как можете это знать, доктор Гоуп? - Он учтиво скосил глаза на Гоупа поверх пенсне в стальной оправе, сидевшего на кончике его носа. - Вы в ту пору еще и в пеленках не лежали. Хи-хи-хи!

И он, захлебываясь смехом, прошлепал к своему месту во главе стола. Никто из его коллег, уже сидевших за столом, не обратил на него внимания (в комитете высокомерное игнорирование окружающих было обычным приемом). Но это не смутило Билли. Выгрузив из кармана кучу бумаг, он налил себе воды из графина, поднял лежавший перед ним молоточек и с силой ударил по столу.

- Джентльмены, джентльмены! Мистер Джилл сейчас прочтет протокол.

Джилл, исполнявший обязанности секретаря комитета, стал быстро н нараспев$7

Наконец Джилл кончил. Билли немедленно схватился за молоточек.

- Джентльмены! Мы чрезвычайно рады увидеть сегодня среди нас нашего нового врача. Помню, совсем недавно, в тысяча девятьсот четвертом, я указывал, что нам необходим штатный врач-клиницист, прикомандированный к комитету для основательной помощи патологам, которых мы время от времени похищаем, джентльмены, - хи-хи! - которых мы похищаем у Исследовательского отдела. Я говорю это с полнейшим уважением к нашему молодому другу Гоупу, от великодушия которого - хи! хи! - от великодушия которого мы так сильно зависим. Помню, еще недавно, в тысяча восемьсот восемьдесят девятом...

Тут сэр Роберт Эбби перебил его:

- Я убежден, сэр, что и остальные члены комитета от всей души присоединятся к вашему поздравлению доктора Мэнсона с его работой о силикозе. Должен сказать, я нашел ее образцом терпеливого и оригинального клинического исследования, которое, как хорошо известно комитету, может иметь большое влияние на наши законы об охране труда.

- Слушайте, слушайте! - прогудел Челлис, желая поддержать своего протеже.

- Это самое я только что собирался сказать, Роберт, - ворчливо заметил Билли. Для него Эбби все еще был молодой человек, чуть не студент, которого следовало ласково пожурить за то, что он перебивает старших. - Когда мы на прошлом заседании решили, что необходимо такое исследование провести, мне тотчас пришло на ум имя доктора Мэнсона. Он первый поднял этот вопрос, и ему надо дать широкую возможность продолжать его работу. Нам желательно, джентльмены, - тут он через стол сощурился на Эндрью из-под косматых бровей, как бы давая ему понять, что это для его же пользы, - желательно, чтобы он посетил все антрацитовые копи в нашей стране, а потом, может быть, можно будет говорить и обо всех вообще угольных копях. Мы желаем также предоставить ему полную возможность клинического наблюдения шахтеров на наших производственных предприятиях. Мы будем оказывать ему всяческое содействие, включая и помощь такого ученого бактериолога, как наш молодой друг доктор Гоуп. Короче говоря, джентльмены, нет той вещи, которую бы мы не сделали, чтобы обеспечить нашему новому сотруднику возможность довести этот чрезвычайно важный вопрос о вдыхании пыли до его окончательного научного и административного завершения.