Воин Чёрного Дракона - Николай Коростелев

– Смерти! Смерти! – зашумела толпа.

– Правильно! Смерти! – подхватил прокурор. – Показательной, жестокой и мучительной, такой, на какую они обрекли свои жертвы! Я требую, – он картинно повернулся к судье, – смертной казни для всех находящихся перед нами преступников! Смерти по обычаям Древнего Китая, – бросил он в толпу.

Выдержав небольшую паузу, он с достоинством поклонился фудутуну и судье, а затем с чувством исполненного долга опустился на свой стул.

– Казнить их! Смерть убийцам!

Толпа горожан бурлила. Подогревая себя криками, всë больше и больше распаляясь, она требовала от суда немедленной и жестокой казни.

Судья встал, дал горожанам вволю накричаться и поднял руку, призывая к тишине.

– Решением высокого суда города Кайчи, исполняя закон и волю жителей города, на основании данных мне высоких полномочий, объявляю: бывших чиновников городской управы Бао Хэ и Ван Бэя, а также банкира Сяо До – виновными в организации и хищении государственных и частных средств из городской управы и банка, найме банды хунхузов для нападения на город Кайчи, подготовке списков жертв, что расценивается как содействие бандитам в грабежах, насилиях и убийствах. Приговариваю их к смертной казни через вливание в рот похищенного ими расплавленного драгоценного металла!

После этих слов он махнул рукой, и один из чиновников, сидящих в нижнем ряду, поспешил к печи. Достав увесистый мешочек, он продемонстрировал его толпе и высыпал содержимое в стоящий на плите раскалëнный ковш. Над ковшом поднялось облачко пара.

– Это золото и серебро! За него они предали каждого из нас!

Он хотел было продолжать, но увидел, как, раздвинув толпу и оцепление, вперëд вышла мадам Су. Она подошла к печи и подняла вверх руку, в которой держала снятые с себя золотые украшения.

– Я тоже хочу сделать вклад! – хриплым, но твёрдым голосом крикнула она. – За себя и за него!

Она указала рукой на изувеченного парня и бросила в ковш драгоценности. Раскалённый чугун, пыхнув паром, поглотил украшения. И тут народ прорвало. То тут, то там из толпы стали выходить горожане: мужчины и женщины, на ходу снимая с себя серьги, кольца, цепочки, срывая с одежды пришитые на удачу золотые или серебряные монетки. Они подходили к печи и бросали принесëнные ценности в ковш. Из желающих выстроилась очередь. Никто не лез вперëд, кичась положением или должностью. Отбросив все нормы социальной лестницы, в едином порыве они несли каждый свой вклад в возмездие предателям.

В очереди, выстроившейся к печи, Андрей увидел знакомые лица. Тут были и хозяин кабака, в котором куражились уголовники, и девчонка, отбитая им у насильника, охранники и проститутки из заведения мадам Су, старый повар из дома судьи.

Судья дождался, когда очередь из желающих опустить свои ценности в плавильный ковш иссякнет, и поднял руку, призывая горожан к порядку и тишине.

– Разрешите продолжить? – обратился он к фудутуну и, получив одобрение, повернулся к площади. – Все беглые русские каторжане будут посажены на кол! Садист и убийца Тихий подвергнется пытке на колесе, где ему ломом перебьют руки и ноги, после чего он также будет посажен на кол! Все остальные захваченные бандиты будут казнены колесованием на колëсах телег своих жертв!

Притихшая на время зачитывания приговора площадь одобрительно зашумела. Судья дал знак палачу и уселся.

У фудутуна города не было своего квалифицированного специалиста по вопросу казней, и он, по подсказке Ван Хэда, обратился за помощью к генералу Лю Даньцзы. Генерал любезно согласился помочь. Оцепление восстановило порядок и отогнало от места казни надвинувшихся было горожан.

Возле печи уже суетился палач. Он надел на руку рукавицу из толстой свиной кожи, схватил ковш за длинную рукоять, убедился, что металл в нëм полностью расплавился, и оглянулся на подручных. Банкира и двух его подельников, бывших чиновников городской управы, подвели к массивной деревянной колоде с железными кольцами, развернули спиной к столбу и, поставив на колени, накинули петли на шеи. Потом прижали головы каждого к стволу колоды, жëстко зафиксировали и, вставив в глотки несчастных широкие воронки, замерли в ожидании. Палач, дождавшись окончания приготовлений, взялся за рукоять ковша и оглянулся на судью. Тот махнул:

– Продолжай!

Тогда палач неторопливо, стараясь не обделить остальных, начал медленно вливать раскалëнный металл в глотку первого приговорëнного. Тот забился от боли, попытался отвернуть голову в сторону, но вязкая струя нагретого сплава, сжигая гортань, достигла желудка, прожгла его стенки и, обильно омытая кровью, стала остывать, принося ещë живой жертве невыносимые страдания. От боли кровеносные сосуды глаз лопнули, и оба глазных яблока, приняв кровавый окрас, вылезли из орбит. Палач отставил ковш и внимательно следил, чтобы его подопечный не потерял сознание. Отливая несчастного водой, он удерживал его на грани жизни и смерти ещë несколько минут, пока тот не забился в агонии и окончательно не затих. Двое других приговорëнных, увидев, чтó их ожидает, сомлели, пустили под себя лужи и обвисли на верëвочных петлях. Несколько вëдер холодной воды привели их в чувство.

Убедившись, что оба пришли в себя, палач неспешно и деловито продолжил экзекуцию. Над толпой горожан стояло гробовое молчание, и только чей-то тихий женский голос поскуливал от страха или сочувствия.

Прошло минут тридцать-сорок. Почерневшие тела преступников с перекошенными от боли и ужаса лицами и с чëрными, сожжëнными провалами на месте ртов были похожи на исчадия ада; от них несло тяжëлым запахом палëного мяса и испражнений. Всё это вызывало у собравшихся на площади горожан тошноту и страх. Тем временем палач вернул опустевший ковш на печь и что-то сказал подручным.

Те понятливо кивнули и погнали хунхузов Кохинаты к телегам с телами погибших горожан. Рассадили бандитов спинами к тележным колëсам и крепко привязали: кого верëвками, а кого прямо за косы через обод и ступицы колëс. Получалось, что у сидящего на земле человека, привязанного к колесу, за пределами обода оказывались голова и кисти рук. Через час восемьдесят бандитов были привязаны к колëсам и готовились отойти в верхний мир, провожая в последний путь лежащих на телегах растерзанных жителей города.

Получив от судьи знак, палач и его подручные вооружились топорами и пошли вдоль телег. Одни рубили торчащие за пределами колëс руки, другие, идущие следом, секли головы. В стороны катились отрубленные головы и летели отсечëнные части тел. Стоны и крики бандитов слились с плачем толпы.

Беспощадная жестокость казни вызывала сочувствие и сострадание. Вскоре и возле телег было всë кончено. Несколько низкорослых бандитов, сохранивших головы, оцепенели от страха. Они с ужасом смотрели на обрубки своих рук.

Колесованных преступников никто не удерживал, они могли уползти с места казни, но куда? Кто даст кров, окажет помощь? Кто-то из особо сердобольных горожан хотел помочь безруким, но молчаливая толпа остановила их.