Советские ветераны Второй мировой войны. Народное движение в авторитарном государстве, 1941-1991 - Марк Эделе

Всесоюзное давление, оказываемое на руководителей СКВВ, побуждало их занять позицию представителей и лоббистов, заботящихся о ветеранских интересах в рамках советской политической системы. Очень многие люди доверились им, обращаясь к ним за помощью: они были бы благодарны, если бы ожидаемое содействие материализовалось[805]. Помимо внешнего натиска ветеранское начальство испытывало и внутренний нажим – со стороны комитетских активистов, без соучастия которых невозможно было поддерживать на плаву даже минималистскую версию «потемкинской» организации. Чтобы заниматься международной пропагандой, руководителям СКВВ пришлось позволить активистам выступать реальными представителями тех, кого они считали своей социальной базой. Взамен руководство рассчитывало на их преданность и на добросовестную работу во благо «дела мира». Этот компромисс вполне соответствовал новой хрущевской линии массового участия в политической системе. Однако движущая сила, заставлявшая СКВВ принять на себя лоббистские функции, не имела отношения к колебаниям политической линии.

СКВВ пытался кооптировать в свои ряды некоторых особо активных фронтовиков в том числе и для того, чтобы отвратить их от более проблематичных и протестных форм самоорганизации. Во второй половине 1950-х годов инвалиды войны устраивали демонстрации в Москве перед зданиями ЦК КПСС, Министерства социального обеспечения СССР, главного госпиталя инвалидов-фронтовиков. Недовольные утверждали, что во многих капиталистических странах забота об инвалидах войны организована гораздо лучше, и требовали, чтобы их социалистическая родина наделила их такими же привилегиями, какие имеют зарубежные ветераны. С «дикими» протестами как внутри организации, так и вне ее боролись привычным образом – сочетая репрессии с «полицейским социализмом»: с одной стороны, руководство СКВВ информировало Министерство государственной безопасности о скандале на первом заседании секции инвалидов, а с другой стороны, оно пыталось успокоить недовольных, хотя бы отчасти принимая на себя ветеранские заботы, особенно в отношении инвалидов войны[806].

В течение первого десятилетия существования СКВВ оформилась динамика, которая характеризовала развитие ветеранского движения и в последующие десятилетия: низовые действия на местах постоянно опережали то, что могло позволить руководство, ограниченное рамками партийной линии. Подобно Барыкину в 1946 году, ветераны-активисты, которых десять лет спустя сагитировали возглавить «потемкинскую» организацию советских ветеранов, неустанно выражали свое стремление представлять интересы бывших фронтовиков через сильное и сплоченное ветеранское движение. Но подобные планы постоянно расстраивались; организационная структура на местах, которая могла бы теснее связать ветеранскую верхушку с жизненными реалиями, почти не развивалась. Лидеры организации оказались между молотом и наковальней: с одной стороны, им приходилось сопротивляться спонтанному становлению низовых ветеранских структур, которое происходило без их участия и вне их контроля, а с другой стороны, они пытались успокаивать партийное руководство, которого подобная «самодеятельность» раздражала[807]. Воодушевляемые газетными сообщениями о создании СКВВ, появившимися в 1956 году, местные ветераны начали объединяться стихийным порядком. Что в такой ситуации могла поделать московская организация? Конечно, можно было бы приказать им самораспуститься, но реальных средств, обеспечивающих выполнение таких требований, у Москвы не было. Более того, местные инициативные группы вряд ли согласились бы на такое. «Это от вас не зависит, товарищи!» – отвечал в 1958 году представитель совета ветеранов 53-й гвардейской стрелковой дивизии на предложение расформировать его организацию. «Нас не распустишь! Нас 700 человек, мы друг с другом связаны, мы – москвичи, коммунисты, добровольцы – поймите это. Давно нужно было это понять»[808]. Поэтому руководство СКВВ заняло выжидательную позицию: «Мы рекомендуем в письмах, чтобы они действовали не подпольно, а информировали бюро секции [в Москве], договаривались с редакцией местной газеты или с райкомом партии и там разбирали все вопросы»[809].

Некоторые стихийно создаваемые ветеранские организации выходили за рамки обычных местных ассоциаций. Например, бывшая партизанская группа, которую в войну возглавлял Дмитрий Медведев, имела представительства в четырех областях Украины. В конце февраля 1958 года она направила своего представителя в президиум СКВВ, чтобы выразить недовольство активистов отсутствием руководства со стороны Москвы. Бывший партизан Стехов сообщил московским товарищам, что «партизанская общественность» Ровенской, Волынской, Львовской и Винницкой областей заручилась поддержкой своей объединительной инициативы у секретарей собственных обкомов. По мнению Стехова, представляемая им группа была частью СКВВ. Украинский делегат, к немалому раздражению руководителей Комитета[810], настаивал на получении четких инструкций сверху: «Я уже на двух президиумах разъяснял наш устав и сейчас скажу в третий раз. Имеются международные организации ветеранов. В борьбе за мир для нас очень важно, чтобы несколько десятков миллионов человек, которые объединяются в две международные организации ветеранов войны, использовать для того, чтобы вести среди них работу. И для этого по решению Центрального Комитета партии был создан Советский комитет ветеранов войны. Я вам должен сказать, что устав наш составлялся для того, чтобы не было препятствий для поступления в международную организацию. Некоторые пункты даже записаны здесь: не потому, что ЦК партии считал, что мы должны эту работу вести, а потому, чтобы нам было легче на международной арене провести ту важную задачу, которая на нас возложена»[811].

В соответствии с компромиссом, достигнутым в 1956 году, отныне пусть и в ограниченном виде, но допускалось лоббирование групповых интересов – при условии, что оно ограничится только деятельностью московских секций – в особенности это касалось фронтовиков-инвалидов. Под руководством генерала Михаила Лукина эта секция в 1956–1961 годах, пока ее энергичный председатель не отошел от общественной деятельности, функционировала как своего рода авангард ветеранского движения[812]. При этом общая партийная политика оставалась неизменной: создание местных организаций не допускается до той поры, пока ЦК не примет иного решения. В президиуме СКВВ данная тема виделась так: «Несомненно, скоро в ЦК будет обсуждаться этот вопрос, так как недавно некоторые наши работники имели разговор с тов. Хрущевым. Нам могут подсказать дополнительное решение, мы сообщим вам. Самостоятельно мы не можем принимать решения. Кое-кому виднее, что нужно делать в стране»[813].

Пару месяцев спустя руководство СКВВ получило из ЦК отрицательный ответ и проинформировало об этом пленум организации. Акцент вновь делался на международной пропагандистской работе, для которой ни местные организации, ни массовое членство были не нужны. Подобная массовая организация, отмечалось на пленуме, – «удовольствие очень дорогое, трудоемкое и, главное, пока не нужное»[814]. Но, как и раньше, это не остановило активистов, по-прежнему придерживавшихся принципиально иного понимания целей и задач организации – понимания, которое имело мало общего с официальными установками, но отражало массовые чаяния и устремления, озвученные еще в 1946 году Барыкиным.

Десять лет спустя такие активисты, как, например, товарищ Самсон из Латвии, воплотили эти надежды в жизнь. Их единственной уступкой официальной линии стало согласие с