Коло Жизни. Бесперечь. Том второй - Елена Асеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Судя по всему Небо уже не первый раз о произошедшем толковал со старшим братом, не столько ощущая вину от случившегося, сколько стараясь выговориться. Потому Перший слушал не с положенным в таких случаях вниманием, а просто давая младшему снять пережитое волнение.
– Да, в этом Мерик замечательное творение, – поддерживающе произнес Димург и мягко улыбнувшись брату, воткнул локоть левой руки в облокотницу кресла да прислонился к раскрытой длани щекой, подперев точно разком отяжелевшую голову. – Однако, его воровливость меня утомляет. И ладно бы тащил у наших созданий, так нет, ворует и у самих Богов… Вот к примеру обувка появилась у него после посещения дацана Седми, когда Стынь непродолжительное время там гостил. Малецык хоть и не потребовал возвращения, но я точно знаю и те, которые ноне были на Мерике, и иные некогда принадлежали споспешнику Седми, Кукеру. Пряжку он утащил у Велета, а сам пояс у Усача. Впрочем больше всех пострадала живица, когда Стынь у нее находился… Тогда Мерик украл не просто перстни, браслеты, цепи, обувку и одежды Кали-Даруги, но и венец.
– Венец? – чуть слышно вопросил Небо и гулко хрустнул смехом… именно хрустнул, потому как сие был не продолжительный, однократный прыск.
– Венец, – медлительно растягивая слова, принялся пояснять Перший. – И коли перстни, браслеты, цепи живице было не жалко, венец, в связи с особой его важностью, пришлось потребовать вернуть. Одначе, чтобы не тревожить Стыня, и не испепелить столь надобного Мерика, Кали-Даруга связалась со мной… И мне пришлось оставить все заботы и прибыть на Пекол. Благо я на тот момент находился недалече в Чидеге… Никогда не забуду выражение полной покорности собственному уделу на лице этой бестолочи, когда он снимал со своей головы венец живицы.
– Так он, что еще его и носил? – много живее поспрашал старший Рас и теперь засмеялся много громче, выплеснув золотое сияние кожи, одновременно, на белое сакхи своего одеяния и на вспыхнувшие переливами мерцания волосы.
– Носил, – протянул Димург и легохонько кивнул, воочью оставшись довольным смеху брата. Он, наверно, рассказал о произошедшем когда-то нарочно, абы снять волнение с Небо. – Да, представляешь, носил… Украл, водрузил на голову и носил… Снимал перед Стынем, чтобы не тревожить. Все демоны и демоницы были, скажем так, несколько ошарашены таковой наглостью этого создания, зная крутой нрав своей рани… Но Кали-Даруга как и по большей частью Боги, хоть я дал распоряжение Мерику все украденное вернуть, похоже не стала забирать свои вещи… Посему не раз можно увидеть на Мерике ее сандалии, аль, что поверь еще хуже, переделанный сарафан. То уже, конечно, и не сарафан, дабы размеры несколько не соответствуют его фигуре, обаче, расцветка и материя явно принадлежали когда-то моей бесценной девочке… – Перший прервался, заботливо оглядел довольное лицо брата, и, отклонив голову от руки, неспешно выпрямил дотоль изогнутую спину. – Сейчас оставим Мерика в покое и потолкуем о насущном, – отметил уже не терпящим возражения голосом Бог, укладывая вздетую левую руку на ослон кресла и слегка вдавливая ее в ту пухлую поверхность. – Ты не знаешь, почему Седми до сих пор не прибыл? Что его задержало в Синем Око? – Старший Рас немедля прекратив сиять, торопливо закачал головой, и лицо его враз приобрело серьезно-удрученное выражение. – Нужно, чтобы он прибыл как можно скорей, тем паче теперь мы знаем, что у плоти девочки такой короткий срок бытия. Свяжись, пожалуйста, с Дивным… Пусть малецык залетит к Седми и поторопит его.
– Хорошо, Отец, нынче же свяжусь с Дивным, – старший Рас плотно прижал спину к ослону кресла и его небесно-голубые очи заволокло прозрачно-вибрирующей рябью света, точно они переполнились слезами. – Что собираешься вернуть Есиславушку на Землю? А как же Родитель, опять будет на тебя досадовать.
– Ну, что ж мой милый, – в голосе Димурга прозвучала горькая отрешенность, каковая струилась в целом в его облике и как-то разом окаменевших конечностях. – Мне не привыкать выслушивать от Родителя. Однако, девочку надо вернуть. Теперь этот ребенок, если будет полноценным и продолжит род, в котором сызнова появится Крушец. Да и потом, вмале прибудут гипоцентавры… Давеча Китоврас со мной связывался, докладывал о полете. Они и пронаблюдают за девочкой и ребенком… Начнут постройку пирамидальных храмов, конечно достроить не успеют, но Крушец хотя бы узрит начальный этап того возведения… – Перший на чуток стих и теперь шевельнув перстами правой руки, вырвал махий кусок из облачной облокотницы, принявшись скручивать его об ладонь в тонкую трубочку. – Хотел поговорить с тобой по поводу Асила… Вскоре он вместе с Кручем отбудет, чтобы заняться окоемом крайних Галактик нашей Вселенной и конечно отвлечься от произошедшего с Крушецом. Я уверен, что Родитель в следующий раз, если возникнут какие неполадки, обесточит именно их. Я его о том вопрошал, и Он ответил неопределенно, что скорее всего значит – да. А потому пострадают в первую очередь ваши владения, в частности Галактика Отлогая Дымнушка и Травьянда – Асила… Более там ничего стоящего нет. И так как наш младший брат, будет выполнять мои указания, прошу тебя прекратить с ним всякие свары. Не допустимо, чтобы ты ему высказывал про Крушеца. Я о том говорил еще на нашей общей встрече… Зачем было приходить на батуру и о том с ним толковать.
– Я прибыл совсем по-другому вопросу, – отозвался Небо и суетливо вздернул плечами. – Просто он сам о том заговорил… и я не сдержался… и..
Перший энергично дернул правой рукой и выкинул уже туго скрученный в длинную, плотную серую трубку клок облака вперед. Почитай в три человеческие ладони, тонкая, свитая трубка, выпорхнув из перст Господа, упала на пол. И тотчас принялась раскручиваться против часовой стрелки, превращаясь в темно-сизый хобот ураганного ветра, с узким концом пляшущим по полу, и боляхной в размахе воронкой в навершие. По сизому дымчатому полотну того хобота заюлили яркие рдяные искры и послышались несколько приглушенные голоса Небо и Асила, первого гневающегося, высказывающего, второго явственно защищающегося.
– Сколько это может повторяться? Пусть Опечь. Пусть Круч… Но Крушеца я тебе не прощу… И не позавидую тогда тебе, коли с милой бесценностью, что-либо случится, – явственно раздался бас-баритон старшего Раса.
Перший немедля махнул рукой сверху вниз и тем движением закончил вращение воронки. Он той мощью вогнал ее вглубь черного пола так, что она доли секунд вращала блеклыми испарениями прямо по его глади.
– Как это так не прощу… не позавидую, – медлительно, и вместе с тем строго протянул старший Димург, укладывая руку на облокотницу. – Как ты такое можешь говорить младшему брату? Какое имеешь право его упрекать, стращать? Ты, вообще, знаешь, что с малецыком после услышанного было?
– Это просто молвь… не более того… гнев, – очень тихо продышал Небо и кожа его лица нежданно пошла пятнами… где просматривались отдельные пежины белого и золотого цвета.
– Нет, – явно прощупав брата, произнес Перший, понеже его очи наполнившись коричневой поглотили и зрачки, и склеру, выплеснув несильную марность на нос и губы. – Асил мне не жаловался, у меня есть догляд не только обок Стыня, но и подле малецыка… Мне пришлось после вашего разговора его вельми долго успокаивать, абы сие не смогла сделать даже Отеть. Более такое не твори… Никогда. Нельзя вызывать в малецыке постоянное чувство вины, я уже пояснял. Он итак достаточно пережил, выполняя указания Родителя, посему не стоит его теребить, упрекать. Надо помнить, что он старший печищи, и под его началом сыны: Велет, Усач, Стыря, Круч. Их спокойствие, уверенность напрямую зависит от состояния Асила. Ты, знаешь, как мне не было тяжело по поводу поступка брата с Кручем, я не стал, как содеял ты, игнорировать его. Ибо знал, что малецык достаточно порывист и хрупок, и это его окончательно обессилит. Ты же поступаешь с ним как с ровней. Но Асил тебе не ровня, он младший… И это ты должен помнить всегда, не только когда тебе, что-то от него надо.