История Египта c древнейших времен до персидского завоевания - Джеймс Брэстед

Рано утром на следующий день, 15 мая, Тутмос отдал приказ построиться и выступить в боевом порядке. На блестящей колеснице из сплава золота и серебра он занял свое место в центре, его правое, или южное, крыло опиралось на холм к югу от потока Кины, а его левое крыло, как мы уже видели, находилось на северо-запад от Мегиддо. Чтобы защитить свою крепость, азиаты врезались между войском Тутмоса и городом, откуда, разумеется, выступили вспомогательные силы. Царь немедленно атаковал их, руководя нападением лично «во главе своей армии». «Царь сам вел свою армию, мощный во главе ее, подобный языку пламени, царь, работающий своим мечом. Он двинулся вперед, ни с кем не сравнимый, убивая варваров, поражая Ретену, уводя их князей живыми в плен, их колесницы, обитые золотом, вместе с их лошадьми». Неприятель при первом же натиске обратился в бегство. «Они бежали сломя голову в страхе к Мегиддо, бросая своих лошадей и свои колесницы из золота и серебра, и жители втаскивали их наверх, таща их за их одежду в город; жители города заперлись от них и спускали одежды, чтобы втащить их в город. И если бы только армия его величества не увлеклась расхищением вещей неприятеля, она овладела бы Мегиддо в тот момент, когда побежденного презренного царя Кадеша и побежденного презренного царя города (Мегиддо) второпях втаскивали на стену, чтобы они могли попасть в город». Но дисциплина восточной армии не может противостоять возможности хорошо пограбить; тем менее могли удержаться от разграбления соединенных армий Сирии египетские полчища в XV в. до н. э. «Тогда были захвачены их лошади, их колесницы из золота и серебра составили добычу… Их бойцы лежали распростертыми, как рыбы, на земле. Победоносная армия его величества обходила кругом, считая добычу и свои доли. И вот была захвачена палатка того презренного врага (царя Кадеша), в которой находился его сын… Вся армия ликовала, воздавая хвалу Амону за победу, дарованную им своему сыну… Они принесли добычу, которую они взяли, состоящую из рук (отрезанных у убитых), живых пленников, лошадей, колесниц, золота и серебра». Ясно, что во время беспорядочного бегства лагерь царя Кадеша попал в руки египтян и они принесли фараону его богатую и роскошную обстановку.

Но сурового Тутмоса не могли удовлетворить эти победы. Он видел только то, что было упущено. «Если бы вы вслед за этим взяли город, – сказал он своим войскам, – то я сделал бы сегодня (богатое приношение) Ра, потому что вождь каждой страны, которая восстала, находится в нем и потому что взятие тысячи городов – вот что такое пленение Мегиддо». Вслед за этим он отдал приказ немедленно обложить город. «Они смерили город, окружив его оградой, возведенной из зеленых стволов всех излюбленных ими деревьев, его величество находился сам на укреплении к востоку от города, осматривая, что было сделано». Тутмос с гордостью заявляет после своего возвращения в Египет: «Амон отдал мне все союзные области Джахи, заключенные в одном городе… Я словил их в одном городе, я окружил их толстой стеной». Египтяне назвали эту осадную стену «Тутмос, осаждающий азиатов», согласно обычаю эпохи империи называть всякое сооружение царя его именем. Самым внимательным образом следили за войском, чтобы никто не мог дезертировать, и никому из города не позволялось приближаться к линиям обложения, если не затем, чтобы сдаться. Но, как мы увидим, прежде чем Тутмосу удалось тесно окружить это место, царь Кадеша бежал на север. Это было как раз то, что Тутмос хотел предупредить, продвинув свое левое крыло вдоль северо-западной стороны города в ночь перед битвой. По мере того как время осады подвигалось вперед, царьки, которым посчастливилось не быть запертыми в городе, поспешили заключить мир с раздраженным фараоном. «Азиаты из всех областей пришли со склоненной головой, заявляя покорность славе его величества». Мы не осведомлены относительно осады и приступов египтян. Жреческий писец, к которому восходит наш единственный источник, замечает: «Все, что причинил его величество этому городу, этому презренному врагу и его презренной армии, записывалось каждый день под его (дня) названием… записывалось на кожаном свитке в храме Амона вплоть до сего дня». Но драгоценный свиток, подобно книге хроник царей Иудеи, погиб, и наше повествование терпит вследствие этого большой ущерб. Время года было очень позднее, и египтяне добывали себе зерно на хлебных полях долины Эсдраелона, в то время как захваченные стада доставляли им мясо. То было, насколько нам известно, первое войско, опустошавшее эту прекрасную равнину, которой суждено было стать полем битвы между Востоком и Западом, от Тутмоса III до Наполеона. Но совсем иначе было внутри стен: запасы, нужные на время осады, не были сделаны, и голод свирепствовал в обложенном городе. И этот последний, выдержав осаду несколько недель, сдался. Но царя Кадеша не было среди пленников. «Азиаты, бывшие в презренном Мегиддо… вышли к славе Тутмоса III, одаренного жизнью, говоря: „Дай нам возможность принести твоему величеству дань“. Затем они пришли, неся то, что принадлежало им, дабы выказать покорность славе его величества, дабы вымолить дыхание ноздрей своих у величия его могущества». «Тогда, – говорит Тутмос, – мое величество повелело дать им дыхание жизни», и очевидно, что он обошелся с ними с крайней снисходительностью. Страшные опустошения целых городов, подобные тем, которыми хвастаются ассирийские цари, сообщая о своем обращении с мятежниками, нигде не упоминаются в анналах фараонов. Египтянам не удалось захватить самого опасного царя Кадеша, но зато они захватили в качестве заложников его семейство. Тутмос говорит: «Вот, мое величество увело жен побежденного, вместе с его детьми, и жен его начальников, бывших здесь вместе со своими детьми».

Как ни велика была добыча, взятая на поле битвы, ее нельзя было сравнивать с богатствами, ожидавшими фараона в завоеванном городе. 924 колесницы, включая те, которые принадлежали царям Кадеша и Мегиддо, 2238 лошадей, 200 вооружений, считая опять-таки те, которые принадлежали тем же двум царям, роскошная палатка царя Кадеша, около 2000 голов крупного скота и 22 500 голов мелкого скота, великолепная домашняя обстановка царя Кадеша, и в том числе его царский скипетр, серебряная статуя, быть может, его бога и статуя его самого из слоновой кости, покрытая золотом и ляпис-лазурью. Огромное количество золота и серебра было также захвачено в городе, но в записи Тутмоса о разграблении они перемешаны с добычей из других городов, и поэтому мы не можем определить, сколько именно было взято в одном Мегиддо. Скот, разумеется, был захвачен в окрестной стране, иначе город не страдал бы от голода. Прежде чем уйти, армия сняла также жатву с полей на равнине Эсдраелона, вокруг Мегиддо, и собрала более 113 000 четвериков, не считая того, что было снято ею с полей в течение осады.

Не теряя времени, Тутмос двинулся на север, насколько позволяли неприятельские крепости и позднее время года. Он достиг южных склонов Ливана, где три города – Иноам, Нугес и Херенкеру – образовали род триполиса под начальством «врага», являвшегося, быть может, царем Кадеша. Они быстро сдались, если только их царь уже не был в числе выразивших покорность, в то время как Тутмос еще осаждал Мегиддо. Чтобы помешать новому движению на юг все еще не покоренного царя Кадеша и чтобы господствовать над важным путем на север, идущим между двух Ливанских хребтов, Тутмос построил в этом месте крепость, названную им «Тутмос – связывающий варваров», причем он употребляет то же редкое слово для «варваров», которое Хатшепсут прилагает к гиксосам. Затем он начал реорганизацию завоеванной территории, заменяя, разумеется, прежних восставших царьков другими, которые, можно было думать, окажутся верными Египту. Новым правителям было позволено распоряжаться у себя, как им заблагорассудится, при условии правильной и быстрой доставки ежегодной дани в Египет. Дабы заставить их исполнять свои обязательства, Тутмос увел с собой в Египет их старших сыновей, которых он поместил в особом квартале или помещении, называвшемся Фиванским замком. Здесь их воспитывали и обращались с ними так, чтобы внушить им чувство расположения к Египту, и всякий раз, как умирал царь одного из сирийских городов, «его величество посылал на его место его сына». Тутмос владел теперь всей Палестиной, вплоть до южного конца Ливана на севере, а также и Дамаском внутри страны. В зависимости от степени участия в восстании он отнимал у городов их богатства и вследствие этого вернулся в Египет приблизительно с 426 фунтами золота и серебра, в виде колец, употреблявшихся в торговом обороте, или в виде великолепных сосудов и других предметов искусства, не считая неизмеримого количества менее ценного имущества и вышеупомянутой добычи из Мегиддо.