Поворот к лучшему - Кейт Аткинсон

— Как все запуталось, да? — Клэр было весело. — Знаете, про вас напечатали в газетах. Про вашу смерть.

— Про мою смерть, — эхом повторил Мартин.

Про смерть объявляют. Про убийство заявляют. Словно колдун наложил на него проклятие, приговорив к невидимости или смерти. Разве не так? Колдун предрекает вам смерть, и вы умираете — скорее от внушения, чем от его способности наводить порчу, но главное — результат.

Мартин попросил Клэр остановиться у киоска на Джордж-стрит — если езда в полицейской машине и имела преимущество, так это то, что они могли остановиться где вздумается.

— «Убит местный писатель», — прочел он ей заголовок из «Ивнинг ньюс», забравшись обратно в машину. Слухи о моей смерти сильно преувеличены.

— Ну да, — озадаченно сказала она, — потому что на самом деле вы живы, верно?

— Да, верно, — согласился он.

Под заголовком была фотография — нечеткий любительский снимок, которого Мартин не мог вспомнить и не понимал, откуда он вообще взялся.

Светофор вынудил их остановиться у Зала собраний, где на афише праздничного бенефиса в пользу Международной амнистии еще значилось имя Ричарда Моута — мелким шрифтом, почти в самом низу.

Клэр воспользовалась возможностью просмотреть газету.

— А вы знамениты, — сказала она с удивлением. — «Алекс Блейк, настоящее имя — Мартин Кэннинг, учился на священника, потом преподавал историю религии, — продолжала Клэр, — на склоне лет обратился к писательству».

— Я никогда не был священником, — заявил Мартин. — Это вранье. И сорок два — едва ли «склон лет», не согласны?

Она промолчала, снова сочувственно улыбнувшись. Интересно, сколько ей лет? На вид не больше двенадцати.

Он открыл пакетик шоколадных драже, купленный в газетном киоске, и отсыпал немного ей в ладонь.

— И какие книги вы пишете?

— Романы.

— Что за романы?

— Детективные.

— В самом деле? Смешно, верно? Вымысел необычайнее правды, и так далее.[95]

Они поехали дальше сквозь забитую машинами улицу, добравшись до ближайшей зебры, где перед ними потянулась бесконечная вереница пешеходов.

— Они нарочно идут так медленно, — заявила Клэр, — это дает им ложное чувство власти, но это ничего не меняет, колеса-то у меня… «Автор семи романов, объединенных одним персонажем — частным детективом Ниной Райли», — безжалостно продолжала она. — Здо´рово, что ваш детектив — женщина. Небось крутая девица, а?

Мартин задумался. Ему нравилась мысль о том, что Нина Райли — крутая, это поднимало ее над твидово-жемчужной реальностью послевоенной эпохи, добавляло ей динамичности. Она умела управлять самолетом и лазить по горам, водила гоночную машину и фехтовала, хотя возможность помахать шпагой даже в сороковые годы возникала редко. «Берти, негодяй уходит. Мне нужно оружие — брось-ка мне эту клюшку!»

— Ну, наверное, крутая, по-своему.

— И вы зарабатываете писательством?

— Да. И неплохо. Мне везет. Вы много читаете? — спросил он, пытаясь перевести разговор на другую тему.

— Мне некогда, — рассмеялась она.

Мартин не мог представить себе мир, в котором некогда было читать.

— «Его агент Мелани Ленехан… — ого, прямо скороговорка, — сказала: „Настоящая трагедия“, во всех смыслах этого слова. Мартин только начинал вкушать плоды своего феноменального успеха. Он ушел из жизни в расцвете творческих сил».

Мартин ощутил укол разочарования — Мелани не нашла для него ничего лучше избитых фраз. А может быть, она считала, что ничего лучше он не заслуживает.

Клэр проводила его в «Четыре клана» и позвонила в медный звонок на стойке. Мартин начинал замечать, что отличительной чертой полицейских было то, что они никогда не спрашивали разрешения, потому что оно им, разумеется, не требовалось. Таким же авторитетом обладал Пол Брэдли, это качество было в нем естественным и непринужденным. Такие, как он, не тратят жизнь на извинения.

Из комнаты за стойкой нехотя вышла женщина. Она смахнула прилипшую в уголке рта крошку и окинула их неприязненным взглядом. У нее была грузная фигура, и плохо сидящий серый костюм на пару со строгой прической, дополненные соответствующим выражением лица, напомнили Мартину начальницу тюрьмы. (Или, скорее, то, как он ее себе представлял, потому что в реальной жизни тюремщиц он не встречал. По крайней мере до сих пор.) Судя по значку с именем, ее звали Морин, но для такого интимного обращения у нее был слишком грозный вид. Краем глаза он увидел в задней комнате стол с порядком захватанным номером «Ивнинг ньюс» и тарелкой с недоеденным сэндвичем на поджаренном хлебе. Даже со своего места Мартин мог прочитать громкий заголовок «Убит местный писатель» и различить собственные черты на зернистом снимке.

Морин зарегистрировала его, нимало не беспокоясь тем, что его сопровождала офицер полиции. Ни слова о том, как он будет расплачиваться. Ему вручили ключ от номера, словно узнику, которому позволено собственноручно запереть себя в камере.

— Тут я вас оставлю, — сказала Клэр. — Удачи с книгами и… вообще.

Устало поднимаясь по лестнице, Мартин поймал взгляд оленя. На его заплесневелой морде застыло выражение угрюмого безразличия.

— Джексон, его убили! — произнесла Джулия с круглыми от ужаса глазами, словно в пантомиме, только голос дрожал от возбуждения.

— Убили?

— Я вчера обедала с Ричардом Моутом, а сегодня он мертв. Попал под горячую руку, и на´ тебе!

Просторечное «и на´ тебе!» прозвучало у нее вполне естественно. По сравнению с утром ее настроение явно улучшилось.

— Полиция опрашивает всех и каждого. Джексон, его убили, — повторила она, смакуя последнее слово.

Они стояли в дверях парилки, которая на театральной площадке Джулии сходила за женскую гримерку, в которой толпились актрисы еще из одной пьесы, большинство в нижнем белье. Джексон старался на них не смотреть. У него было чувство, что он оказался за сценой стрип-шоу, пусть и претендующего на высоколобость, где девушки говорили: «Не могу в это поверить, я вчера весь спектакль не сводила с него глаз». Сама Джулия уже сняла свое рубище, но еще не отошла от представления, ее до сих пор била дрожь. Опять же для Джулии представлением был каждый прожитый день.

— Ты сказала, что пила с ним, — заметил Джексон. — Ты не говорила, что вы обедали.

— Это важно? — Джулия нахмурилась.