Терапия - Дэвид Лодж

- Вы когда-нибудь оскорбляли свою жену действием? - полюбопытствовал он.

- Боже сохрани, нет, - испугался я.

- Как насчет пьянства, словесных оскорблений, приступов ревности, лживых обвинений и тому подобного?

- Только после того как она меня бросила, - признался я.

- Я этого не слышал, - сказал адвокат.

Он немного помолчал, прежде чем подвести итог:

- Не думаю, что миссис Пассмор рискнет подать прошение о разводе на основании вашего неразумного поведения. На бесплатного адвоката она рассчитывать не может, и, если проиграет, издержки могут быть значительными. Более того, в вопросе о разводе она окажется на своей исходной позиции. Она угрожает, чтобы заставить вас сотрудничать. Не думаю, что у вас есть основания для беспокойства.

Шортхауз самодовольно улыбнулся, явно гордясь собственным анализом.

- Вы хотите сказать, что она не получит развода? - спросил я.

- О, разумеется, в конце концов она его получит - на основании безвозвратного распада брака. Вопрос в том, сколько вы хотите заставить ее ждать.

- И сколько я хочу платить, чтобы затягивать процесс? - уточнил я.

- Совершенно верно, - произнес он, глянув на часы.

Я сказал, чтобы он продолжал затягивать.

Потом я направился к Дадли. Подъезжая к его дому, я с тоской подумал про все свои прежние визиты, когда я всего-то жаловался на неопределенное общее плохое самочувствие. Когда я уже звонил в дверь, широкофюзеляжный реактивный самолет с ревом пронесся у меня над головой, заставив присесть и заткнуть уши. Дадли сказал, что это новый регулярный рейс на Нью-Йорк.

- Может пригодиться вам по делам службы, - заметил он. - Больше не нужно будет летать из Хитроу.

У Дадли весьма преувеличенное представление о жизни телевизионного сценариста, он окружает ее романтическим ореолом. Я сказал ему, что сейчас живу в Лондоне, и объяснил почему.

- Эфирного масла от распада семьи у вас, скорей всего, нет? - спросил я.

- Могу дать вам что-нибудь от стресса, - предложил он.

Я полюбопытствовал, может ли он как-нибудь помочь моему колену, которое здорово достало меня на Ml. Он постучал по клавишам компьютера и сказал, что попробует лаванду, которая якобы помогает и от болей, и от стрессов. Он достал маленький флакон из своего большого, обитого латунью ящика с эфирными маслами и предложил понюхать.

По-моему, Дадли никогда раньше не использовал лаванду, потому что ее запах вдруг вызвал у меня необычайно яркое воспоминание о Морин Каванаг, моей первой девушке. Она постоянно то появлялась, то исчезала из моего сознания с тех пор, как я начал вести этот дневник, - так на дальней опушке леса мелькает между деревьев смутная фигура, то и дело ныряя в тень. Аромат лаванды вывел ее на свет - лаванда и Кьеркегор. Несколько недель назад я сделал пометку, что символ двойного «а» в современном датском языке - одно «а» с маленьким кружочком над ним - я где-то уже видел, но где - вспомнить не мог. Ну так вот, это почерк Морин. Вместо точки она ставила над своими «i» такие вот кружочки - словно линию пузырьков над строчками, исписанными ее крупным, округлым почерком. Не знаю, откуда она это взяла. Мы переписывались несмотря на то, что каждое утро встречались на трамвайной остановке, просто ради волнующего удовольствия получать личные письма. Я обычно писал ей весьма страстные любовные послания, а она присылала в ответ записочки с разочаровывающими банальностями: «После чая я сделала уроки, потом помогла маме гладить белье. Ты слушал программу Тони Хэнкока? Мы хохотали до упаду». Она писала на розовато-лиловой бумаге из «Вулворта» с ароматом лаванды. Аромат из флакончика Дадли воскресил все это в памяти - не только почерк, но и саму Морин в каждой ее черточке. Морин. Моя первая любовь. Первая женская грудь.

Когда я приехал, в почтовом ящике лежало письмо от Саманты с предложением, как вывести Дебби из «Соседей»: в последней серии Присциллу, едущую на велосипеде, сбивает грузовик, и она погибает на месте, но возвращается как призрак, видимый только Эдварду, и побуждает Эдварда найти себе другую спутницу жизни. Не слишком оригинально, но кое-что выжать из этого можно. Надо признать, девочка толковая. В другом настроении я, может быть, и повозился бы с этой идеей. Но сейчас я ни о чем не могу думать, кроме Морин. Я чувствую, как меня охватывает непреодолимое желание написать о ней.

Морин.

Воспоминания

О существовании Морин Каванаг я впервые узнал, когда мне было пятнадцать, однако прошел почти год, прежде чем я заговорил с ней и спросил ее имя. По будням я видел ее каждое утро, стоя на остановке трамвая, который вез меня до первой пересадки моего нудного и длинного путешествия в школу. Это была Ламбетская коммерческая классическая школа, существовавшая на дотации, в которую меня с самыми лучшими намерениями протолкнул директор моей начальной школы, и я, к несчастью, поступил, сдав соответствующие экзамены. Я говорю - к несчастью, потому что теперь понимаю - я был бы более счастлив, а значит, большему бы научился в каком-нибудь менее престижном и претенциозном заведении. Я не был лишен способностей, но мой социальный и культурный уровень был недостаточен, чтобы извлечь пользу из образования, которое предлагала Ламбетская коммерческая школа. Это было старинное заведение, которое чрезмерно кичилось своей историей и традициями. Туда принимали как платных учеников, так и «сливки» из числа одиннадцатилеток, успешно сдавших экзамены по окончании начальной школы. Ламбетская коммерческая следовала образцу классической английской привилегированной частной средней школы: с разделением учеников на группы (хотя пансиона не было), с часовней, школьным гимном на латыни и бесчисленным множеством священных ритуалов и привилегий. Корпуса школы из потемневшего красного кирпича были выстроены в неоготическом стиле, с башнями и бойницами, с главным залом собраний и витражами в часовне. Учителя носили мантии. Я так туда и не вписался, ничем не блистая и тащась в хвосте класса большую часть своей школьной карьеры. Мама с папой не имели возможности помогать мне с домашними заданиями и не переживали по поводу того, что я делал их кое-как По вечерам я в основном слушал по радио комедийные передачи (моей классикой были «Итма», «Приключения на болоте», «Твоя очередь - продолжай», «Шоу Гунов», а не «Энеида» и «Дэвид Копперфилд») или играл в футбол и крикет на улице с приятелями из соседней средней школы. В Ламбетской коммерческой спорт поощрялся - нам даже давали форменную спортивную шапочку с эмблемой школы, - но зимой играли в регби, которое я терпеть не мог, а школьный крикет сопровождался такой помпой и церемониями, что я умирал со скуки. И лишь ежегодный школьный спектакль, где мне всегда доставалась комическая роль, давал мне возможность самоутверждения. В остальном я был обречен чувствовать себя тупым и неотесанным. Я сделался клоуном класса и вечной мишенью для сарказма преподавателей. Меня часто пороли. С нетерпением ждал я возможности покинуть школу после выпускных экзаменов, которые и не надеялся сдать.