Сердце мое - Элизабет Лоуэлл

И всегда будет хотеть.

Он едва мог поверить собственным ощущениям — настолько яркими они были.

— Господи, — сказал он, задыхаясь от страсти. — Ты себе и представить не можешь, как я тебя хочу.

Шелли в медленной истоме опустилась на пол, не в силах больше стоять на ногах, и облокотилась о кровать. Глубоко вдохнув, она пыталась вновь обрести контроль над своим непослушным теперь телом, поражающим даже ее саму такой отчаянной, пылкой страстностью.

— Могу себе представить заголовки в газетах, — усмехнулась она. — «Голодная смерть мужчины и женщины в постели».

Он запрокинул голову и засмеялся, несмотря на пробудившееся жадное влечение к ней.

Шелли еще раз сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но не сумела и рассмеялась вместе с Кейном. Смех, казалось, освобождал их тела от сильного чувственного напряжения, овладевшего ими — словно опутав их горячими шелковыми лентами.

Тела их обоих.

Теперь Шелли была окончательно уверена, что любой момент может возбудить его, и эта уверенность разгорячила ее кровь не хуже глотка хорошего старого вина. Она могла больше не сомневаться в собственной чувственной, сексуальной привлекательности и той власти, которую имела над ним. Но проверять это на практике сейчас не стала, помня, каким усталым выглядел Кейн до того, как пошел в душ. Она поняла, что, будучи вдали от дома, он недосыпал, недоедал и часто не имел возможности даже хорошенько вымыться.

Поэтому когда рука Кейна свесилась с кровати, ища на ощупь ее тело, Шелли быстро взяла с подноса сандвич с ветчиной и вложила ему в ладонь.

— Держи и ешь, — сказала она. — Я пока не хочу попадать в газеты.

— М-мм, — только и мог ответить он.

— Ешь!

— Не хочешь ли ты этим сказать, что тебе скоро снова потребуется вся моя сила? — смеясь спросил он ее.

— Вот именно.

Ладонь, державшая сандвич, исчезла. До Шелли донеслось глухое чавканье. Она обхватила руками колени, стараясь думать о чем-нибудь другом. Однако это было не так-то просто. Перед глазами у нее было его прекрасное обнаженное тело, вытянувшееся на смятых простынях.

Она почувствовала какое-то движение у себя над головой и увидела, как рука Кейна берет с подноса другой сандвич и исчезает с ним вместе над кроватью. Шелли внезапно и сама почувствовала сильный голод. В желудке у нее заурчало.

Рука Кейна с наполовину съеденным сандвичем снова показалась над кроватью, описывая затем плавную кривую у нее прямо под носом.

— Ты что-то сказала? — спросил он ее, громко чавкая.

Она быстро схватила его руку и впилась в аппетитный остаток сандвича, едва не прикусив при этом его пальцы.

— Давай, ласки, поднимайся ко мне сюда, позавтракаем вместе, — позвал он ее.

— Да? И я могу тебе верить? Ты ничего со мной не сделаешь?

— Вообще-то я в этом сомневаюсь. Но если ты хочешь проверить — давай, милости просим.

Встав на колени, Шелли положила подбородок на краешек матраса.

Кейн — все шесть футов три дюйма роста — непринужденно развалился на лимонно-желтых смятых простынях. Облокотившись на локоть, он быстро доедал сандвич, оставляя о нем лишь приятные воспоминания. Волосы на его теле были местами золотистыми, выгоревшими на солнце, а местами, там, где солнце не касалось его кожи, совсем темными.

Но как бы ни был Кейн красив и совершенен, Шелль влекло и манило к нему, конечно, прежде всего не его тело. Сила ее влечения к Кейну возрастала с каждой минутой — она вспомнила, как они вместе безудержно, словно дети, хохотали, как он умело сдерживал свои страстные порывы и влечения плоти, как добр был с Билли… Даже когда с холодной яростью смотрел на Джо-Линн, осмелившуюся оскорбить Шелли, он был любим и желанен для нее. В нем были какой-то сильный внутренний стержень, сильная доброта и в то же время удивительная незамутненность, прозрачность. Словно весь он — его желания, мысли, побуждения — был виден насквозь. И это привлекало ее гораздо больше, чем вся его сильная, мужественная — мужская! — телесная красота.

Глядя на него, Шелли приходила во все большее и большее волнение, чувства переполняли ее. Шелли подумала, что еще немного — и она разразится слезами.

— Нет, это несправедливо, — сказала она.

— Ну, я же предлагал тебе разделить сандвичи на двоих…

— Я не о сандвичах.

— Тогда о чем же? — удивился Кейн.

— О тебе. Мужчины не должны быть такими прекрасными.

Рука его, подносившая недоеденный крохотный кусочек сандвича ко рту, замерла на полпути. Кейн медленно положил недоеденный хлеб обратно на поднос. Потом он повернулся и посмотрел на нее. В его серо-голубых глазах вспыхнули серебристые искорки. Он увидел, что Шелли серьезна и просто говорит правду — то, что думает.

Для Шелли он и вправду был прекрасен!

Он неловко улыбнулся, и Шелли, увидев это почти робкое движение вверх уголков его губ, захотела одновременно плакать и смеяться.

«Господи, как я могла отдать ему столько, ведь мы oедва знакомы?!» — со страхом подумала она.

И ответить самой себе ей было нечего, кроме разве что той печальной истины, которую она поняла еще раньше: она уже отдала Кейну гораздо больше, чем просто свое тело. Несравненно больше.

Она поцеловала кончики его пальцев, ласкавшие ее, и Кейн подумал, что все это — его сон наяву, мечта, вдруг ставшая явью.

— Я не прекрасен, ласка. Черт, ты ведь правильно заметила тогда, когда мы впервые встретились, — я даже не слишком-то и симпатичен…

— Я была не права.

Он улыбнулся и, все еще лаская ее лицо, покачал головой.

Стараясь не дотрагиваться до Кейна, чтобы снова не возбудиться и не потерять контроль над своим телом и эмоциями, Шелли скрестила руки на краешке матраса и, все еще не вставая с пола, опустила на них подбородок. Она внимательно смотрела на Кейна, словно разглядывала какую-то прекрасную скульптуру, совершенное произведение искусства.

— Конечно, в той же Джо-Линн или Брайане гораздо больше поверхностного блеска и глянца, наносной красоты — вернее, красивости, — сказала она ему. — Однако невозможно заглянуть к ним внутрь, в душу. Они… как бы это сказать… какие-то непрозрачные, мутные. Нечистые внутри, одним словом.

— Таким же, по-видимому, был и твой бывший муж?

— Как и твоя бывшая жена… Но ты прозрачен, чист. Ты сильный и ясный весь, понимаешь, весь, полностью… Душа твоя чиста. Это и есть настоящая красота. А все остальное — не так важно.

— Тогда, поверь мне, ты — самая прекрасная женщина из всех, кого я когда-либо встречал.

Он поднял Шелли на кровать и притянул к себе, крепко обнимая. В его объятиях уже не было такой голодной страсти. Он просто держал ее в руках. Ее тепло, ее дыхание, ее женственность — он столько лет нуждался в этом и теперь нежно держал Шелли, прижимая к груди и тихонько убаюкивая, словно ребенка.