Джентльмен с Медвежьей речки - Роберт Говард

– А, катитесь вы! Благословляю! – с чувством напутствовал я вероломную парочку и потряс им вслед кулаком. Потом повернул Капитана Кидда и поехал восвояси.

Я не собирался надолго оставаться дома и ждать, пока Глория Макгроу затеет меня свежевать, но надо было переменить одежду. От той, что еще на мне болталась, после драки и пожара остались одни обгоревшие лохмотья. Ко всему прочему, я потерял шляпу, а дробь, засевшая в плече, то и дело давала о себе знать осиными укусами.

Проехав с милю, я пересек дорогу, ведущую из Лапы Кугуара к Ручью Гризли. Хотелось пить и есть, и я свернул к таверне, выстроенной недавно на берегу Мустангова потока в полсотне ярдов от перекрестка.

Солнце еще не взошло, когда я натянул поводья у коновязи, слез с седла и вошел в таверну. При виде меня бармен дико вскрикнул, попятился и, упав спиной прямо в лохань с водой и пустыми бутылками, громкими воплями начал звать на помощь. Я увидел, как к двери бара подошел какой-то человек и пристально посмотрел на меня. Что-то в его обличье показалось мне знакомым, но признал я его не сразу.

– Заткнись и живо вылезай из лохани, – нетерпеливо сказал я бармену. – Чего вылупился? Ну да, я это! Дай-ка выпить чего-нибудь.

– Извини, Б-брекенридж, – почти не запинаясь, ответил тот, поднимая грузное тело из хлябей лоханных. – Теперь-то я тебя узнал. Только человек я нервный, и ты не представляешь даже, как сильно ты меня напугал: вдруг появляешься в дверях, а у самого обгорели и волосы, и брови, и ресницы, и вся одежда, да еще шкура черная от сажи. Какого черта ты…

– Хватит судачить о моей внешности, лучше поскорее налей виски, – рыкнул я на него, будучи не в настроении для легкомысленной болтовни. – И растолкай повара, да скажи ему – пусть нажарит побольше яичницы с бетоном.

Бармен поставил на стол бутылку виски, а после просунул голову в кухонную дверь и гаркнул:

– Нарежь свежего бекона да набей на сковородку побольше яиц! Брекенридж Элкинс требует корма!

Потом повернулся, и я спросил его:

– Кто это выглядывал вон из той двери?

– Ах, тот, – говорит. – Да это чуть ли не такая же знаменитость, как и ты, – Дикий Билл Донован. Не доводилось встречаться?

– А как же, – усмехнулся я, наливая в стакан. – Он пробовал хапнуть у меня Капитана Кидда еще в мою бытность теленком. Пришлось помочалить его как следует, прежде чем парень внял голосу разума.

– Из всех, кого я видел, – говорит бармен, – этот – единственный, кто не уступит тебе в размерах. Хотя у него не такая широкая грудь и руки будут чуть покороче. Давай-ка я за ним схожу: вы поболтаете друг с другом, припомните добрые старые времена, а может, и…

– Не болтай ерунды, – проворчал я. – Грязный койот, которого ты мне навяливаешь в компанию, годится разве что для доброй порции тумаков.

От таких слов бармен, похоже, порядком струхнул. Он снова отгородился от меня стойкой и принялся старательно начищать рукавом пивные кружки, пока я с мрачным достоинством на лице и рваниной на теле поглощал свой завтрак. Мне все-таки пришлось оторваться от еды и попросить задать корма Капитану Кидду. Не менее трех слуг со всех ног кинулись исполнять поручение. Не решаясь подвести к кормушке самого Капитана, они, засыпав побольше овса, додумались поднести ее к морде коня – вот почему копытом в брюхо досталось лишь одному. Когда моего коня берутся обихаживать люди мелкие, у них все получается на удивление нескладно.

Пока я кончал с завтраком, эти работнички вкапывали поглубже столбы новой коновязи и перетаскивали к ней кормушку, а когда закончили, я отвел к ней уже порядком изголодавшегося Капитана. Потом вернулся к бармену и говорю:

– Знаешь, у меня нет с собой денег, чтобы заплатить за себя и за Капитана Кидда, но сегодня вечером, в крайности ближе к полуночи, я загляну в Бизоний Хвост, раздобуду там деньжат и перешлю тебе. Сейчас я вконец разбит, но быть разбитым подолгу не в моих правилах.

– Хорошо, – говорит он, а сам глаз не сводит с моего опаленного черепа и эдак сокрушенно покачивает головой. – Если бы ты только знал, Брекенридж, до чего престранно ты выглядишь со своим лысым кумполом и…

– Заткнись! – рявкнул я. Мы, Элкинсы, очень болезненно переносим недостатки во внешности. – Это неудобство временное, и с ним придется смириться. Сделай одолжение – чтобы я об этом больше не слышал. А если какой-нибудь вонючий хорек вроде тебя рискнет проехаться насчет моих ожогов, я пущу ему пулю в лоб, чтобы впредь он учился держать язык за зубами. Запомнил?

Я намотал на голову остатки рубашки, взобрался на Капитана Кидда и отправился домой. На Медвежью речку прибыл где-то около полудня. Вся семья сбежалась ко мне, и каждому нашлась работа: кто выковыривал дробины из-под шкуры, кто смазывал ожоги, а братец Бакнер с помощью испытанного средства – сапожной дратвы – приладил на место ухо. Прочие исполняли всякую мелкую работу.

Мамаша заставила всех братьев поделиться одеждой и, подгоняя под меня, немного наставила рукава и штанины.

– Хотя вряд ли тебе ее хватит надолго, – посетовала она. – Никто на Медвежьей речке не относится к своей одежде с такой небрежностью, как ты, сынок. Если ее не сожгут прямо на тебе, так наверняка изрежут ножом, в крайнем случае – изрешетят дробью.

– Мальчики – всегда мальчики, мамочка, – успокоил ее папаша. – Просто наш Брекенридж полон жизни, кровь его играет, а душа то и дело взбрыкивает. Или я не прав, сынок?

– Суд по хриплому дыханию, – подала голос сестрица Элеонора, – душа в нем, кажется, добрыкалась.

– Как раз сейчас меня одолела тоска и напрасные сожаления, – мрачно ответил я. – Культура и образование на Медвежьей речке приказали долго жить, а вместе с ними и моя вера в людей. У себя на груди я пригрел змею с британским выговором, которая меня же и ужалила. Все, хватит! Я по горло сыт плодами просвещения и сердечной тоской! Пусть Медвежья речка возвращается к невежеству и кукурузной водке, мне же остается одно: зализывать саднящие раны безответной любви!

– Что ты намерен делать? – сдвинув брови, спросил папаша, на которого моя речь произвела впечатление.

– Поеду в Бизоний Хвост. Не оставаться же дома, чтобы Глория Макгроу всякий раз доводила меня до помешательства своими насмешками. Удивительно, что она до сих пор не заглянула поиздеваться надо мной.

– У тебя же нет денег.

– Не беда, – говорю, – заработаю. Неважно как, но деньги достану. Уеду немедленно. Не хочу ждать, пока Глория навалится на меня со своим сарказмом.

И как только смыл с себя копоть, так сразу и отправился в Бизоний Хвост, одолжив у Гарфильда стетсоновскую шляпу. А чтобы, мой лысый кумпол не пугал людей, нахлобучил ее на голову поглубже.

Закат застал меня в нескольких милях от таверны, где я завтракал, и не успел еще погаснуть последний луч, как меня окликнул какой-то субъект весьма необычной наружности.

Это был долговязый неуклюжий парень ростом с меня, но весом не более ста фунтов. Руки высовывались из рукавов фута на три, из воротника торчала журавлиная шея с огромным кадыком, а над головой вместо нормальной стетсоновской шляпы возвышалась черная труба. На плечах незнакомца висело длиннополое пальто, штанины болтались пониже башмаков, но что меня сразило, так это его посадка: стремена были так коротки, что он, раскачиваясь, сидел в седле буквой N – колени едва не задевали плеч! Вообще, более странной личности я в жизни не встречал. Заметив его, Капитан Кидд издал презрительное фырканье и пожелал лягнуть престарелого гнедого в брюхо, однако я не позволил.