Семь футов под килем - Владимир Шигин

Небывальщинка наш полковничек,

Да на синем море не видал он там

Не страсти, ужасти да Божей милости.

Сходилась погодушка, да на синем море,

Помутилася да ключевая вода с желтым песком.

И ударило морским валом да о царев корабль,

Порвало у корабля снасти все, крепости,

Снасти, крепости и тоненькие парус,

И упал-то, упал наш полковничек да во сине море,

И вскричал он громовым голосом:

«Уж как вы, братчики-матросики, берите деньги, да любы,

Еще берите да цветны платьеца и берите-ко полковника

Да из синя моря».

Отвечали-то ему матросы таковы слова:

«Нам не надобно, полковничек, денег — золотой казны,

Как еще не надобно нам цветных платьицев,

Лучше сбавь-ка, сбавь да ты службы царские».

Особое место занимают в матросском фольклоре героические песни. Их матросы сочиняли практически во время всех войн, в которых участвовал флот. Главным их героем, как правило, выступал любимый флотоводец, а верные и храбрые моряки помогали ему одержать очередную победу над супостатом. Среди наиболее любимых главных героев героических матросских песен наиболее часто встречались имена адмиралов Спиридова, Сенявина, Ушакова, Чичагова, Нахимова и других.

Вот, к примеру, матросская песня, посвященная победе нашего флота в Афонском сражении с турками под командой вице-адмирала Сенявина в 1806 году.

На заре все зрят: кораблей полон ряд!

Плыло перед нами султаново знамя!

Адмирал наш славный отдал приказ свой главный.

Сенявин всем сказал и строго приказал:

Командующего зрите и флаги берегите,

Сигналы поднимайте и ядра посылайте!

Наш российский флот подплыл туркам вплоть!

Многи щепки рвутся, люди в кровь дерутся,

Хотят в крови драться, туркам не поддаться!

«Рафаил» сквозь шел, Лукин врагов прошел

Турки в два огня высыпали ядра зря.

Так мы одолели, что своих не знали,

Турки трепетали, русский флаг подняли!

Враги покорились, русским поклонились.

Будут наших знать, плакать, вспоминать!

А вот еще одна матросская песня в честь победителя при Чесме адмирала Спиридова, которая так и называется «Спиридов и матросы»:

Не цветами сине море покрывалося,

Не лазоревыми Средиземное украшалось,

Расцветало сине море кораблями

Белыми полотняными парусами,

Разными российскими флагами

Не ясен сокол по поднебесью летает,

Спиридов — генерал по кораблику гуляет,

Он российских матрозов утешает,

Утешает их, забавляет.

Не вовсе мы на синем море погибнем,

Воротимся мы в Русь с победой,

Увидимся с отцами-матерями,

Со братами и сестрами,

Со молодыми своими женами,

Со милыми детьми со родными.

Матрозы печаль забывают

И с радости еще пробыть там желают.

Многие матросские песни были если и не слишком замысловатые, то все же весьма душещипательные:

Матрос в море уплывает, свою жинку забывает!

Вот калинка, вот малинка, в море не нужна нам жинка!

Баталер нам выдал чарку, прощай, милая сударка!

Закрепили крепче пушки, прощай, милая Марушка!

Выстрела как завалили, и Прасковью позабыли

Засвистал нам боцман в дудку, мы забыли про Машутку.

Ветер воет, рвутся снасти, прощай, люба моя Настя!

Затрещала парусина, прощай, милая Арина!

Рвутся паруса в лохмотья, прощай, женушка Авдотья!

Закрепили паруса, прощай, Аннушка-краса!

Надоела черна каша, прощай, друг любезный Саша!

Вот калинка, вот малинка, в море не нужна нам жинка!

С моря мы придем назад, каждый жинке своей рад!

Что касается музыки, то судовая музыка на протяжении всего XVIII века находилась в самом печальном положении. Корабельный оркестр, как правило, состоял только из трубачей и литаврщиков, назначаемых по три человека на каждый корабль и по два на фрегат. «Сколь недостаточна и даже отвратительна, — писали современники, — должна быть музыка, из такого числа труб составленная, сие всякому представить себе можно».

В свободное от плаваний время всех музыкантов объединяли в одну команду под началом капельмейстера. На корабле главнокомандующего полагалось иметь «хор трубачей» и «инструментальную музыку», тогда так на кораблях младших флагманов только «хоры трубачей».

К началу XIX века положение с корабельной музыкой улучшается. В мемуарах моряков того времени встречается немало свидетельств того, что судовые оркестры уже исполняли не только примитивные марши, но и весьма сложные музыкальные произведения известных композиторов. Между командирами эскадр и капитанами линейных кораблей порой происходили даже своеобразные конкурсы на лучший оркестр, а талантливые музыканты были в большой цене, и если их приходила нужда отдавать на другой корабль, то обменивались они каждый на несколько опытных марсофлотов.

Русские адмиралы любили и ценили оркестровую музыку. К примеру, высокими ценителями музыки были адмиралы Спи-ридов и Круз. Что касается Спиридова, то во время сражения с турецким флотом в Хиосском проливе в 1770 году он приказал оркестру играть до последнего человека! Под оркестровую музыку вел сражение со шведским флотом у Красной горки в 1790 году и адмирал Круз.

Любили матросы российского парусного флота и поплясать от души, а так как женщин на корабле не было, то плясали прежде всего перепляс. В круг хлопающих в ладоши матросов вылетал плясун и начинал выписывать ногами кренделя, пускаясь вприсядку. В ответ выскакивал другой. Часто переплясы выражались в соревновании между вахтами, мачтами, батарейными палубами. Победителей переплясов ценили. Ими гордились, так же как и песенниками. Частенько лучшие плясуны, как и певцы, получали от начальства и внеочередную чарку, так сказать, за вклад в искусство.

Из книги И. Гончарова «Фрегат "Паллада"»: «Веселились по свистку, сказал я; да, там, где собрано в тесную кучу четыреста человек, и самое веселье подчинено общему порядку. После обеда, по окончании работ, особенно в воскресенье, обыкновенно раздается команда: "Свистать песенников наверх!" И начинается веселье. Особенно я помню, как это странно поразило меня в одно воскресенье. Холодный туман покрывал небо и море, шел мелкий дождь. В такую погоду хочется уйти в себя, сосредоточиться, а матросы пели и плясали. Но они странно плясали: усиленные движения явно разногласили с этою сосредоточенностью. Пляшущие были молчаливы, выражения лиц хранили важность, даже угрюмость, но тем, кажется, они усерднее работали ногами. Зрители вокруг, с тою же угрюмою важностью, пристально смотрели на них. Пляска имела вид напряженного труда. Плясали, кажется, лишь по сознанию, что сегодня праздник, следовательно, надо веселиться. Но если б отменили удовольствие, они были бы недовольны».