Голгофа XX века. Том 1 - Борис Сопельняк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Значит, партия должна быть фашистской? — уточнил следователь.
— Именно фашистской. Но в то же время русской по духу. Русский национал-социализм! Это будет протестом гнилому еврейскому интернационализму. Со временем за нами пойдут и многие коммунисты, особенно пролетарского и крестьянского происхождения: они сохранили русское лицо и у них в крови неприязнь к еврейскому интернационализму. И вообще, я глубоко убежден, что национальные струны — самые чувствительные, важно умело их тронуть — и люди пойдут за нами, не рассуждая.
— А террору в вашей программе место есть?
— В принципе, я против террора, так как он ничего не решает. Эсерка Каплан помогла отправиться на тот свет Ленину — его место занял Сталин, если убрать Сталина — в его кресло сядет Каганович. Ну и что? Линия-то останется прежней… Но Сталин — случай особый. Он заслуживает того, чтобы его убрали. Никто не причинил России столько бед, сколько он, а за это надо платить — платить своей жизнью.
— И как вы намеревались это сделать?
— Как — это второй вопрос. Я бы придумал, как с ним рассчитаться. Главное, я пришел к выводу, что это необходимо сделать.
— И вы этого не скрывали?
— От своих друзей — нет. И, должен упредить ваш следующий вопрос, они меня в этом поддерживали.
Трудно понять, чем руководствовался Николай, так откровенно беседуя со следователем, скорее всего он решил, что терять ему уже нечего, так пусть хоть в протоколах допросов и он, и его взгляды выглядят достойно.
А 27 января 1933 года состоялось заседание печально известной «тройки» ОГПУ. Николая Зинина, Алексея Хакова и Михаила Аброшина приговорили к расстрелу, Ивану Самойлову и Александру Модестову дали по пять лет, Ивана Смирнова сослали на три года, а Серафим Струков получил три года условно.
* * *
Странные испытываешь чувства, закрывая папку с делом № 1810. С одной стороны, нам никогда не понять, на что рассчитывали бунтовщики той поры — до Сталина им не добраться, крестьянство не поднять, казаков к вооруженному выступлению не подтолкнуть. А с другой — так и хочется воскликнуть словами поэта: «Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя!» В наше — это, самой собой разумеется, не в нынешнее, а в то, которое стало далекой историей.
Был страшный репрессивный аппарат, была нелюдь, готовая за похлебку пытать и стрелять, были партийные бонзы, сметающие ради власти все и вся на своем пути, но были честные и чистые люди, понимающие, что страна превращается в огромный концлагерь, что идеалы революции давным-давно попраны, что Россию нужно спасать. Как? Этого они зачастую не знали, но в том, что нужно бороться, были уверены. И платили за это самым дорогим, что есть у человека, — своей жизнью.
«Как это — кто?! — справедливо удивятся многие читатели. — Откройте любой учебник, любую энциклопедию, вспомните, наконец, фильм о несгибаемом вожде и самом человечном человеке — и вы увидите это написанное кровью имя: Фанни Каплан. Это она стреляла в «сердце революции», но, к счастью, в сердце не попала. А потом карающий меч революции обрушился на голову эсэрки и она была расстреляна».
Увы, дорогие читатели, должен вас разочаровать: легенда о Фанни Каплан — очередная липа большевистской пропаганды. Не случайно ее имя всплывало и в 1922-м, когда судили правых эсэров, и в 1938-м, когда дело дошло до Бухарина, но никаких серьезных доказательств ее вины предъявлено не было. А сравнительно недавно, в июне 1992 года Генеральная прокуратура России, рассмотрев материалы уголовного дела по обвинению Фанни Каплан, установила, что следствие было проведено поверхностно, и вынесла постановление «возбудить производство по вновь открывшимся обстоятельствам».
Этих «обстоятельств» оказалось так много, что рассматривать их пришлось семь лет. За это время в Генеральной прокуратуре произошел самый настоящий раскол: одни специалисты пришли к выводу, что Каплан не причастна к покушению на Ленина или, говоря юридическим языком, «бесспорных доказательств ее вины не установлено», другие считают, что в Ленина стреляла она. Закончилось это тем, что все материалы расследования затребовал Генеральный прокурор России Юрий Скуратов и взял это дело на свой контроль, но… ни толком ознакомиться с делом, ни тем более его рассмотреть и принять хоть какое-то решение он не успел — как известно, Скуратова отстранили от должности.
И вот ведь в чем закавыка: оказывается, что исполняющий обязанности Генерального прокурора хоть и имеет право рассматривать дела, находящиеся в картотеке и на контроле Генерального прокурора России, но лишь в том случае, если проявит в этом личную заинтересованность. Не трудно понять, что исполняющим обязанности не до этого: успеть бы не упустить из виду каждодневную текучку.
Так что дело Фанни Каплан, судя по всему, зависло надолго. Но мы не будем ждать, когда в России появится законный (?) Генеральный прокурор или материалы затребует исполняющий обязанности, а попробуем разобраться в деле Каплан сами.
Так что же произошло 30 августа 1918 года? Версий и очевидцев этой истории так много, что очень часто они противоречат друг другу и установить истину довольно трудно, но все же можно. Вот что по горячим следам сообщил в своих показаниях председателю Московского ревтрибунала шофер Ленина Степан Гиль.
— Я приехал с Лениным в 10 часов вечера на завод Михельсона. Когда Ленин был уже в помещении завода, ко мне подошли три женщины. И одна из них спросила, кто говорит на митинге. Я ответил, что не знаю. Тогда одна из трех сказала, смеясь: «Узнаем».
По окончании речи Ленина, которая длилась около часа, из помещения, где был митинг, бросилась к автомобилю толпа человек 50 и окружила его. Вслед за толпой в 50 человек вышел Ильич, окруженный женщинами и мужчинами, и жестикулировал рукой. Среди окружавших его была женщина блондинка, которая меня спрашивала, кого привез. Эта женщина говорила, что отбирают муку и не дают провозить.
Когда Ленин был уже на расстоянии трех шагов от автомобиля, я увидел сбоку, с левой стороны от него, в расстоянии не более 3-х шагов, протянувшуюся из-за нескольких человек руку с «браунингом», и были произведены 3 выстрела, после которых я бросился в ту сторону, откуда стреляли. Стрелявшая женщина бросила мне под ноги револьвер и скрылась в толпе.
Эти показания Гиль дал 30 августа вечером. На допрос он явился сразу после того, как доставил раненого Ленина в Кремль. Иначе говоря, с ним еще не успели «поработать» и его показания были искренними, но не теми, которые были нужны следствию. А вот 2 сентября Гиль заговорил иначе.
— Стрелявшую я заметил только после первого выстрела. Она стояла у переднего левого крыла автомобиля. Тов. Ленин стоял между стрелявшей и той в серой кофточке, которая оказалась раненой, — это та самая, которая спрашивала про муку.
Заметьте, Гиль ни слова не говорит о том, как выглядела стрелявшая женщина: молодая она или старая, блондинка или брюнетка, в кофточке или в пальто… Но много лет спустя, когда партия захочет опубликовать воспоминания личного шофера Ильича, Гиль «вспомнит» то, чего не мог видеть, но что стало официальной версией: во-первых, он во всех подробностях опишет лицо стрелявшей, которое один к одному соответствует словесному портрету Фанни Каплан, и во-вторых, не применет отметить свое героическое поведение. «Раздался еще один выстрел. Я мгновенно застопорил мотор, выхватил из-за пояса наган и бросился к стрелявшей. Рука ее была вытянута, чтобы произвести следующий выстрел. Я направил дуло моего нагана ей в голову. Она заметила это, ее рука дрогнула».