Высокое искусство - Корней Иванович Чуковский

А в английском переводе эти немногие строки загромождены целым ворохом слов-паразитов:

Однажды важный (надменный) крокодил покинул свое

                                                          жилище на Ниле,

Чтобы с шиком (in style) пройтись по буль-ва-ру.

Он мог курить, он умел с отличным акцентом (!) говорить

                                                                  по-турецки,

(Что он проделывал раз в неделю) —

Это очень важный, зеленый, усеянный бородавками,

                                                           удалой Крокодил.

Маленьких детей, как известно, нисколько не интересуют эпитеты, им нужны не качества, но действия. Речь, обращенная к ним, должна быть динамична и стремительна. Я изменил бы себе самому, если бы вздумал отягощать свой рассказ никчемной околесицей о том, что крокодил был

во-первых, зеленый,

во-вторых, бородавчатый,

в-третьих, спесивый и важный,

в-четвертых, лихой, удалой.

К такому же отягощению текста паразитарными словами и фразами приводит указание переводчика на то обстоятельство, что не каждый час и не каждый день крокодил говорил по-турецки, но всего только раз в неделю (?!), и что у него был превосходный прононс (the perfect streak), и что он не просто гулял, но фланировал с шиком (in style), и что на Ниле у него осталась жилплощадь.

Там, где у меня тринадцать слов, у переводчика сорок три!

Больше чем втрое! Двести пятьдесят процентов отсебятины! Словно вся цель переводчика наговорить побольше пустяков, лишь бы вдоволь натешиться дешевыми рифмами:

Once a haughty Crocodile left his home upon the Nile.

To go strolling off in style on the Av-e-nue.

He could smoke and he could speak Turkish in a perfect

                                                                streak.

(And he did it once a week), —

The most haughty, green and warty, very sporty Crocodile.

Существует еще один английский перевод «Крокодила», сделанный мистером Ричардом Коэ[224]. В этом переводе «Крокодил» начинается так:

Жил был один крокодил

     (Крок!

        Крок!

            Крокодил!),

Крокодил изящный и шикарный,

       В элегантном костюме.

Он прохаживался по Пикадилли,

       Распевал веселые песенки на языке суахили[225],

Обутый в гетры, которые он купил в Чили.

   Он покуривал трубку, сделанную из корня эрики.

       Крокодил!

           Крокодил!

               Крок!

                  Крок!

                      Крокодил!

Александр Крокодил, эсквайр.

По-английски это звучит так:

Once there was a Crocodile

    Croc!

       Croc!

           Crocodile!

A Crocodile of taste and style.

      And elegant attire;

He strolled down Piccadilly,

      Singing carols in Swahili,

Wearing spats he’d bought in Chile,

    And a-puffing at a briar

        Crocodile!

           Crocodile!

              Croc!

                 Croc!

                     Crocodile!

Alexander Crocodile, Esquire.

Вместо дешевых истрепанных рифм прежнего перевода здесь подобраны экзотические редкие рифмы: Чили, суахили, Пикадилли, но основа остается все та же: беззаконное стремление нагромоздить возможно больше пустопорожних словечек, дабы автор предстал перед читателем как неугомонный болтун, щеголяющий притворной игривостью и наигранной резвостью.

Чтобы читателям стало понятно, какой тяжелый ущерб наносится детским стихам при такой системе перевода, приведу один фантастический случай.

Представьте себе, что какой-нибудь советский переводчик воспроизведет для русских читателей стихи Доктора Сьюса (Seuss), любимца американских детей. У него есть веселая сказка «Кот в колпаке» («The Cat in the Hat»), в которой маленькие дети во время дождя говорят:

И нам оставалось одно:

    Сидеть!

        Сидеть!

            Сидеть!

                Сидеть!

И нам это не нравилось

    Ни капельки[226].

И вот представьте себе, что случилось бы с этими простыми и лаконичными строчками, если бы они появились в московском издательстве в таком переводе:

Мы сидели на диване,

Толковали о Мдивани,

     О фонтане

     В Индостане,

О красавице Зейнаб,

А покуда, словно в бане,

Словно в бане из лохани

Капал дождик

    Кап!

        Кап!

           Кап!

И закапал наш пикап.

Если бы кто-нибудь у нас попытался выступить с таким переводом английского текста, против него ополчилась бы вся наша критика, и литературная честь Доктора Сьюса была бы спасена. Между тем я что-то не слыхал, чтобы кто-нибудь в США или в Англии вступился за честь наших русских стихов для детей, воспроизведенных с таким же пренебрежением к подлиннику.

Ведь когда мы переводим на русский язык детские стихотворения Киплинга, или Алена Милна, или Эдварда Лира, или Родари, или Огдена Нэша, или Важа Пшавелы, мы добросовестно бьемся над тем, чтобы возможно вернее передать и стиль, и ритм, и образы оригинального текста, и в этом сказывается наше уважение к нему.

Но о каком уважении может быть речь, если наши тексты коверкаются как кому вздумается и самоуправство переводчиков граничит с кулачной расправой.

Здесь мы совершенно беззащитны. Не пора ли договориться с зарубежными друзьями нашей детской словесности о тех принципах, которыми им надлежит руководствоваться, чтобы, вопреки их субъективным намерениям, их переводы не оказывались в таком вопиющем разногласии с подлинниками.

Во-первых, необходимо воссоздать в переводе музыкальную звукопись переводимого текста. Во-вторых, необходимо свести до возможного минимума процент отсебятин. Когда вы переводите стихотворения для взрослых (лирику или героический эпос), к вашим услугам большой ассортимент тех малозаметных нейтральных словечек и слов, которые во всяком переводе играют как бы роль катализаторов.

Работая над переводами детских стихов, вы лишены права прибегать к этой вольности, так как быстрые темпы стихов препятствуют отягощению текста таким тяжеловесным балластом.

Вообще было бы очень полезно для нашего общего дела, если бы иностранные переводчики стихов для детей возможно внимательнее изучили приемы и методы С. Я. Маршака в его переводах: английские народные песенки (например, «Потеряли котятки на дороге перчатки»), «Баллада о королевском бутерброде» А. Милна, «Горб верблюжий», «Если в окнах каюты», «На далекой Амазонке» Р. Киплинга – и великое множество других чужеземных шедевров, созданных для счастья детворы.

IV

Перевод «Крокодила» вышел некогда в издании Липпинкотта в Нью-Йорке. Перевела его известная поэтесса мисс Бэбетт Дейч (Deutsch). Мне очень больно высказывать порицание ее переводу, так как я знаю, что перевод этот сделан от чистого сердца. Бэбетт Дейч – писательница широкого диапазона, большой и разносторонней культуры. Сейчас у меня на столе книга ее критических очерков «Поэзия нашего времени» («Poetry of our Time», 1963), где даны литературные портреты всех наиболее примечательных англо-американских поэтов XX века. Интересная и увлекательная