Утешение для изгнанника - Кэролайн Роу

— Куда она ездит?

— Санкса не знает. Предполагает, что к мужчине, но, думаю, только потому, что ничего другого предположить не может. Если б она — Санкса — могла ездить верхом и брать лошадь, то через день ездила бы к жениху.

— Это все?

— Нет-нет. Судя по тому, что сказала Санкса, я думаю, что Хустина приезжает сюда, когда у нее есть свободное время, потому что приносит городские слухи или слухи о событиях вокруг собора.

— Но городские слухи быстро доходят до соседних деревень, — сказал Исаак.

— Это верно, папа, но, кажется, Хустина два-три раза привозила конфеты, которые можно купить только у Катерины, Иначе нужно ехать за ними в Фигуэрес или Барселону.

— Это уже определеннее, дорогая моя. Что еще?

— Санкса призналась, что хотя Хустина работает мало, оставляет свои дела другим, без нее будет скучно. Она хоть и не особенно приятная, но интересная. Знает множество историй о живущих в горах людях, о чародеях, волшебниках и колдовских зельях. И в темные зимние вечера, чтобы скоротать время, предсказывает им будущее по картам, семенам льна и песчинкам. По словам Санксы, она может говорить, как гадалка на ярмарке, всякую чушь о хромых сильных брюнетах, о возможности неожиданного богатства, о том, что красивый мужчина с раздвоенным подбородком приносит несчастье, и все такое прочее. Никто ей не верит, но слушать забавно.

— Это очень интересно, — сказал Исаак. — Но я хотел бы знать, к кому она еженедельно приезжала в Жирону. Узнала еще что-нибудь?

— Она дала несколько превосходных советов относительно кухни, которые удержали меня от нескольких серьезных ошибок. Я была так довольна, что дала ей другие десять су, обещанные Хустиной. Теперь у нее двадцать су, и она сможет быстрее выйти замуж.

Исаак готовился нанести несколько послеполуденных визитов пациентам, когда его потревожил вежливый мальчик у ворот.

— Сеньор Исаак, — заговорил он, — мой хозяин, Мордехай, приносит глубочайшие извинения и просит, чтобы вы пришли к нему как можно скорее. Он велел сказать, что не болен, поэтому вам нет нужды брать с собой тяжелую корзинку. Не будь это важно, сказал он, то не вызывал бы вас в такое неудобное время.

— Беги домой, мальчик, — сказал Исаак, — и передай хозяину, что я всегда рад навестить его по какой угодно причине. Через минуту буду там.

И действительно, всего через несколько минут Исаак сидел с Мордехаем во дворе, под раскидистым лимонным деревом в центре.

— Я очень благодарен, что вы пришли, притом так быстро, — сказал Мордехай.

— Мордехай, что заставило вас послать за мной мальчика? По всей этой секретности я полагаю, что вам не просто скучно или одиноко.

— Секретности? — Мордехай рассмеялся. — Вас не проведешь, Исаак, друг мой. Да, мы сидим во дворе, и мне со своего места видно все, разве что кто-то перелезает за моей спиной через стену. К тому же думаю, что вы услышите карабканье по стене или шаги по камням, которые я могу не уловить. Это одно из немногих мест в доме, где я уверен, что нас не подслушают. Двор и моя спальня. И сейчас это важно, потому что не хочу, чтобы то, о чем я должен спросить вас, стало известно всему городу. Если я ошибаюсь в своих страхах, и о них узнают другие, последствия для старого знакомого — собственно, для старого друга — будут очень неприятными.

— Мордехай, по крайней мере я буду помалкивать.

— Я знаю, — сказал он и сделал паузу. — Мне трудно задавать этот вопрос, потому что этим я насилую свою совесть и вашу — но я спрашиваю не из любопытства или со злым умыслом. В этом я клянусь.

— Мордехай, — сказал Исаак, — задавайте вполголоса свой вопрос, и я отвечу на него, как смогу. Иначе ваши заверения продлятся до ночи.

— Исаак, вы правы. Что вам известно о Понсе Манете, чего не знаю я? Говорю как деловой человек. Может быть, он почему-то нуждается в деньгах? Ему грозит потеря всего?

— Почему вы задаете такой вопрос? — спросил Исаак. — Что случилось такое, о чем я не слышал?

— Насколько мне известно, ничего, но сегодня утром его сноха, сеньора Франсеска, пришла ко мне и хотела одолжить двести золотых мараведи. Принесла в кожаной сумочке все свои драгоценности, которые хотела оставить в залог.

— Вы дали ей эти деньги?

— Нет. Обычно я не занимаюсь такими делами — сегодня пять су под залог серебряного кольца, завтра пять грошей под залог чьего-то лучшего платья. Есть другие люди, которые ведут такого рода дела и вполне ими довольны.

— Что вы сказали ей?

— Я был так ошарашен и удивлен, что не смог принять решения, поэтому сказал, чтобы она пришла завтра. Кстати, она уже второй раз обратилась ко мне за деньгами. В первый она попросила пятьдесят су. Сказала, что на подарок мужу, что вернет долг через неделю. Эту сумму я ей дал, и она сдержала слово.

— Тогда, должно быть, она ожидала какого-то поступления денег.

— Выделяемых на одежду, — сказал Мордехай. — Однако на сей раз я хочу знать, не посылает ли Понс сноху за деньгами для дела. Это было бы очень странно, потому что репутация у него превосходная, и мы часто оплачивали большие партии приходящих ему товаров. Он не может считать, что я не ссужу ему денег, если опять дело в этом.

— Могу сказать вам вот что, — заговорил Исаак, — и не думаю, что злоупотреблю доверием, по крайней мере серьезно. Сейчас, по словам Понса, деньги у него есть. Он недавно завершил несколько крупных сделок и получил плату. Насколько я знаю, Понс готовит несколько еще более крупных, и кажется вполне довольным жизнью. Ни он, ни его жена не расточительны; для людей своего положения они живут довольно скромно.

— Исаак, я это знаю. Потому так и удивился. Я думал, может, вы знаете о каком-то тайном беспокойстве или какой-то жуткой утечке денег. Как их врач.

— По-моему, единственной темной тучей на их горизонте является сама сноха. Она как будто глубоко страдает, и никто не знает, отчего.

— Это снимает у меня камень с души, но не говорит, что мне следует делать, — сказал Мордехай.

— Завтра, когда она придет, отправьте ее к наименее вороватому из мелких ростовщиков, — сказал Исаак. — А я тем временем поговорю с Понсом Манетом.

— Не с ее мужем?

— Понс более спокойный человек, — сказал Исаак.

Выйдя из дома Мордехая, Исаак направился в сторону собора и епископского дворца. Настало время нанести один из регулярных визитов Беренгеру, как личный врач его преосвященства он должен был ненавязчиво, но постоянно следить за его здоровьем.

Привратник впустил Исаака с почти вежливым приветствием и соблаговолил сказать, что его преосвященство находится в личном кабинете, занят содержимым почтовой сумки, которую привез курьер.

Исаак, не смущенный этим зловещим предупреждением, поднялся по лестнице и пошел по коридору к кабинету епископа.