Мера один - Александр Изотов

— Спика, скажу тебе правду.

— Да, мастер.

— Ты идиот!

Я в недоумении поднял взгляд. Маг опустился на колени рядом, показал мне указательный палец, потом медленно ввел его в утоптанную землю. И повел им в сторону, оставляя глубокую борозду.

— Ты уже достаточно владеешь стихией для этого, — сказал маг, — Всегда проверяй свои возможности, у тебя они растут не по дням, а по часам. Уж не знаю почему…

Он покачал головой, усмехаясь. Я, не особо веря в успех, упер палец в землю. Попробовал почуять стихию, все мелкие частицы под кожей. И мысленно приказал им разъехаться.

Действительно вышло довольно легко. Потом я повел палец в сторону, но он не поддался.

— Не отпускай стихию, — сказал мастер, — Вообще, у тебя она должна стать еще одним чувством, как зрение или слух. Понимаешь?

Я кивнул и снова сосредоточился. Разгоняя частицы земли перед пальцем, мне удалось продолжить уже раскопанную перед этим борозду. Правда, через полметра голова начала потрескивать.

— Что не так, Спика?

— Голова болит.

— Это твой предел, — сказал мастер, — Ты знаешь, что такое мышечная боль?

— Да.

— Если не заниматься до этой самой боли, то ты не достигаешь предела, и мышцы не растут. Так и здесь. Каждый день ты должен касаться потолка. Ясно?

Я кивнул, заканчивая ямку для копья уже более привычным способом — сдирая ногти на пальцах. Наконец я примерил копье и вложил его в землю. По указу учителя я прикопал его и аккуратно притрамбовал, боясь расколоть хрупкую керамику.

— Разувайся, — ответил наставник на мой вопросительный взгляд.

Уже не задавая вопросов, я скинул ставшие привычными боты.

— Вставай на копье, — усмехнулся Скойл, — Только осторожно, если расколешь, то меня горшечник прибьет.

Я встал, касаясь подушечками стоп гладкой поверхности глиняного оружия. Я плохо прикопал его, и в некоторых местах блестящее древко проглядывало.

Тут же по телу пролилась сила. Да, касание этого оружия даже ногами давало эффект.

— Чуешь дар?

— Да.

— А теперь, Спика… — наставник опять взял паузу, глядя мне в глаза, — Ты догадаешься, наконец, чего я от тебя жду?

Я простонал.

— Учитель, я стараюсь, но эти ваши загадки сложны. Мне вкапывать копье перед битвой в арену? И не сходить с него?

Скойл хлопнул себя по лбу. Я усмехнулся — такое выражение эмоций очень популярно у нас на земле в интернете, когда собеседник там проявляет лютую глупость.

— Спика, это копье в земле всегда было! — рявкнул Скойл, — Пойми ты уже. Оно было глиной, а мастер взял его и всего лишь придал форму.

Я задумался над его словами. Посмотрел себе под ноги. Я стоял, как заправский канатоходец, пытаясь прощупать гладкое древко под ногами.

— Ну, скажи, что ты понял, Спика? — сокрушенно покачал головой Скойл, — Не хотел тебе говорить, но ты ведь лучший мой ученик.

Я не обратил внимания на его слова, продолжая рассматривать блестящие бока древка. Оно всегда было в земле… Оно и сейчас там.

— Получается, — осторожно начал я, — Что я могу придать мысленную форму копью в любом месте?

— Наконец-то! — выдохнул маг, — Да, Спика, да! В этом твоя сила.

Я отступил в сторону. Сила сразу же ушла из жил, и я закрыл глаза, пытаясь мысленно сосредоточиться.

Вот подо мной земля. Миллионы мелких частичек, составляющие слой разнородной массы. Но если я прямо под стопами представлю мысленно копье…

Эх, с воображением у меня всегда было туго!

Я попытался вообразить в толще земли геометрическую фигуру — очень вытянутый цилиндр. Это будет древко. И острый конус на конце. Ну, чем не копье?

И я стою прямо на нем.

Как разряд тока, по жилам и мышцам прокатилась сила. Мои глаза удивленно распахнулись, и эффект сразу же пропал — я потерял концентрацию. Но дар был!

— Я понял, мастер! — срывающимся голосом прохрипел я.

Я до того разволновался, что даже потерял чувство стихии.

— Спика, я вижу, — довольно улыбаясь, ответил Скойл, — Теперь все зависит только от тебя. Кстати, вон и твоя хозяйка идет.

Я обернулся. Хильда зашла на ристалище и двигалась ко мне уверенной походкой. Рассматривая ее, я в который раз отметил грацию и красоту. Особую, волчью красоту хищницы, готовой броситься, едва жертва даст слабину.

Если сравнивать ее с первушкой Устрицей, то это земля и небо. Та более мягкая, нежная, со своей женской хитростью, позволяющей выживать в жестоком мире. Но Устрица и не прыгает выше головы.

Хильда же готова была порвать любого, кто встанет на пути.

Я поймал себя на мысли, что вспоминаю первый день, когда случайно заметил Волчицу без верхней куртки. И быстро постарался взять себя в руки.

— Первота сраная, еще одна такая мысль, — вместо приветствия сказала Хильда, но ожидаемого кулака в живот не прилетело.

Вместо этого она посмотрела на Скойла:

— Мастер, вы прямо лучитесь весь, — удивилась она.

— Потому что первота сраная сегодня превзошел все ожидания, — счастливо улыбаясь, ответил наставник.

* * *

Мы шли по Вольфграду. Стройный стан Хильды покачивался впереди, и я, как и положено первушнику, держался позади. Правда, на нее я особо не смотрел, потому что крутил головой.

С Вольфградом будто что-то произошло. На улицу высыпало много народу, вокруг кипела работа, и я сразу сообразил, что в основном тут бегали первушники и нули.

Последних заставили выполнять самую черную работу. Они мели улицы, драили стены у домов, вычищали канавы для стока отходов.

Город не только убирали, но и украшали. Улицы обвешивали яркими флажками, на домах появлялись еще фонарики. Многие дома белили заново, и вокруг слышалась ругань недовольных зверей.

— Давай, первота, пошевеливайся!

— Нули, если жить хотите, вам лучше успеть до темноты!

За пропущенные пятна и грязь прилетало даже первушникам, а нулей в лучшем случае ждала порка. В худшем же…

Больше всего меня угнетало, что я ничем не мог помочь. Не пробежишься по Вольфграду карающей тенью, обломаешься на первом или втором звере.

— Что случилось, госпожа? К чему все это? — спросил я, пытаясь отвлечься от всеобщей несправедливости.

— Мог бы и догадаться, Спика, — добродушно ответила Хильда, — Со дня на день ожидают приезда великого приора.

— Понятно…

Чувствовалось, что она думает о чем-то своем. И это что-то было намного серьезнее моей наглости, поэтому обычных возмущений не последовало.