Сочувствующий - Вьет Тхань Нгуен

Когда Лан допела, зрители захлопали, засвистели и затопали, но я ошеломленно сидел и молчал, не в силах даже аплодировать. Она грациозно поклонилась и ушла, после чего Поэт представил следующую исполнительницу, однако я по-прежнему не слышал ничего, кроме “Bang Bang”. Увидев, что Лана вновь села за столик для артистов и место рядом с ней пустует – его освободила певица, вышедшая на сцену, – я сказал Бону, что вернусь через десять минут. Стой, идиот, крикнул он мне в спину, но я уже отключил мозги и двинулся в другой конец зала. Труднее всего в разговоре с женщиной сделать первый шаг, но важнее всего – не думать. Следовать этому принципу сложнее, чем кажется, и все-таки думать, когда имеешь дело с женщинами, нельзя категорически. Иначе у тебя просто ничего не выйдет. Когда я подкатывался к девушкам первые несколько раз, еще в лицейские годы, я думал слишком много, медлил, мямлил, и результаты оказывались плачевными. И тем не менее я обнаружил, что частые стычки со школьными хулиганами закалили меня, выковав во мне убеждение, что получить от ворот поворот лучше, чем лишить себя даже шанса его получить. Хитрость заключалась в том, чтобы перед попыткой ухаживания отринуть всякие страхи и сомнения в духе дзэн-буддизма, и я научился делать это так хорошо, что меня похвалил бы сам Будда. Я сел рядом с Ланой, ни о чем не думая, и доверился своей интуиции и трем главным правилам устного общения с женщиной: не спрашивай разрешения, не здоровайся и не позволяй ей заговорить первой.

Когда мы познакомились, мне и в голову не приходило, что вы способны так петь, сказал я. Она посмотрела на меня глазами греческой статуи – пустыми и одновременно выразительными. С чего бы? Мне было всего четырнадцать.

А мне всего двадцать три. Что я понимал? Я наклонился поближе, чтобы мой голос не заглушала музыка и чтобы предложить ей сигарету. Правило номер четыре: дай женщине возможность отказаться от чего-нибудь еще, кроме тебя. Если бы она отказалась от сигареты, как и положено добропорядочной вьетнамке, это дало бы мне повод закурить самому, а заодно и несколько секунд на то, чтобы сказать еще что-нибудь, пока ее внимание занято моей сигаретой. Но Лана приняла предложение, благодаря чему я получил возможность поднести ей многозначительный огонек, как когда-то поднес его миз Мори. А что думают об этом ваши отец с матерью?

Они думают, что петь и танцевать – это пустая трата времени. Полагаю, вы с ними согласны?

Я прикурил сам. Будь я согласен, разве сидел бы здесь?

Вы всегда согласны с моим отцом, что бы он ни сказал.

Нет, не всегда. Иногда. Просто я никогда не говорю, что не согласен с ним.

Стало быть, насчет музыки вы согласны со мной?

Музыка и пение помогают жить, дают нам надежду. Если мы что-то чувствуем, значит, у нас еще есть силы жить.

И любить. Она выпустила дым в сторону от меня, хотя я был бы счастлив, если бы она выпустила его мне в лицо или на любую другую часть тела. Родители боятся, что пение помешает мне выйти замуж, сказала она. Им хочется, чтобы я прямо завтра вышла за кого-нибудь очень почтенного и очень богатого. Но вы ведь ни то ни другое, верно, капитан?

А вам хотелось бы, чтобы я был почтенным и богатым?

Боюсь, тогда я сразу потеряла бы к вам всякий интерес.

По-моему, до вас так не рассуждала еще ни одна женщина на свете, сказал я. Все это время я продолжал смотреть ей в глаза – чрезвычайно трудная задача, если учесть ту силу гравитационного притяжения, с какой действовало на мой взгляд ее декольте. Ко многим изобретениям так называемой западной цивилизации я отношусь скептически, но декольте – это нечто особенное. Мы уважаем китайцев за порох и лапшу, зато на Западе изобрели декольте, обладающее глубокими, хоть и недооцененными коннотациями. Глазея на полуобнаженную женскую грудь, всякий мужчина не просто потакает своей природной блудливости, но и медитирует, пусть неосознанно, на тему совместного слияния и разъединения. Декольте открывает ему кусочек этого идеального воплощения противоречивой двойственности, ибо две женские груди являются одновременно и одной грудью. Двойной смысл можно увидеть и в том, как декольте отделяет женщину от мужчины и вместе с тем притягивает его к ней с непреодолимостью скольжения по гладкой наклонной плоскости. У мужчин нет никакого эквивалента декольте, если не считать того мужского символа двойственного единства, который по-настоящему привлекает большинство женщин, – пухлого бумажника, открывающегося и закрывающегося у них на глазах. Но тогда как женщинам позволено смотреть на нас сколько их душе угодно и мы этому только радуемся, то мы виноваты, если смотрим на них, и едва ли менее виноваты в противном случае. Женщина с незаурядным декольте будет оскорблена по праву, если мужчина сумеет удержать свой взгляд на высоте ее лица, и я должен был уронить его хотя бы из вежливости, что и сделал не без удовольствия, доставая новую сигарету. В ложбинке ее чудесной груди покоился золотой крестик на золотой цепочке, и единственный раз в жизни мне захотелось стать истинным христианином, чтобы меня могли распять на этом кресте.

Еще сигарету? – спросил я, протягивая ей пачку, и наши взгляды встретились снова. Никто из нас не прокомментировал мою экспертную оценку ее декольте. Вместо этого она молча приняла мое предложение – вынула сигарету изящной рукой, вставила между глазированными губами, дождалась, пока я поднесу ей зажигалку, и курила, пока сигарета не превратилась в горстку пепла, готовую улететь от малейшего дуновения. Если женщина выкурила в вашем обществе первую сигарету, вы уже имеете неплохие шансы на захват плацдарма ее тела. После того как Лана выкурила при мне и вторую, моя уверенность в себе подскочила на невероятную высоту. Поэтому, когда певица в кудряшках, на чьем стуле я сидел, вернулась, мне хватило решимости твердо сказать Лане: пойдемте в бар. Правило номер пять: старайся говорить утвердительно, а не спрашивать, потому что так меньше рискуешь услышать “нет”. Она пожала плечами и подала мне руку.

* * *

Примерно в течение часа, если вычесть из него те промежутки, когда Лана гипнотизировала зал и опаляла волоски на моих предплечьях очередными песнями, я выяснил следующее. Она любит коктейли из мартини с водкой, каковых я заказал ей три штуки. В каждом, смешанном из первоклассных напитков, плавали две пухленькие зеленые оливки с заманчивыми красными сосочками из пименто. Ее работодатель – арт-галерея в фешенебельном Брентвуде. У нее были бойфренды, во множественном числе, а если женщина вспоминает при тебе о прошлых романах, это значит, что она проводит сравнение между тобой и прежними партнерами, как эффективными, так и дефективными. Хотя соображения такта помешали мне спросить о политике и религии, я понял, что в социальном и экономическом плане она придерживается прогрессивных взглядов. Она верила в контроль над арендной платой, рождаемостью и торговлей оружием, верила в признание однополой любви и равные гражданские права для всех, верила в Ганди, Мартина Лютера Кинга и Тхить Нят Ханя, верила в принцип ненасилия, йогу и мир во всем мире, верила в революционный потенциал диско и всемирную лигу ночных клубов, верила в национальное самоопределение для стран третьего мира, либеральную демократию и регулируемый капитализм – последнее в ее понимании означало, что невидимую длань рынка необходимо облечь в лайковую перчатку социализма. Ее любимым певцом был Элвис Фуонг, а певицами – Билли Холидей, Дасти Спрингфилд и Кхань Ли, и она верила, что вьетнамцы тоже способны петь блюз. Из американских городов она выбрала бы для жизни Нью-Йорк, если бы не имела возможности жить в Лос-Анджелесе. Но самым важным из всех полученных мною сведений о Лане было вот что: в отличие от большинства вьетнамок, которые держат рот на замке, пока не выйдут замуж, после чего этот замок снимается раз и навсегда, она не стеснялась напрямик говорить то, что думает.